Игра реальностей. Дрейк

Я зачем-то отвернулась, будто Дрейк собирался оголиться до трусов и прилюдно нагнуться, чтобы выудить из под стола серебристый костюм. Мои щеки полыхнули. Ну, я и балда….

Через секунду (без всяких нагибаний и вообще каких-либо действий) на его плечах натягивалась знакомая куртка с белыми полосками на рукавах.

Я прочистила горло и попыталась взять себя в руки.

Другой мир, другие правила и возможности. Мало ли что они тут умеют, пора уже перестать удивляться. В конце концов, я не дитя в зоопарке, чтобы тыкать пальцем в гориллу и тянуть маму на рукав «Мама-мама! Смотри она какая!»

Дрейк наблюдал за моими попытками удержать непроницаемое лицо с неприкрытой иронией.

— Сложно это — расширять границы понимания?

— Некомфортно, — призналась я. — Но без этого еще хуже.

Пустая тарелка с доеденным омлетом отодвинулась в сторону. Сразу же после этого из дверей появился какой-то человек, собрал со стола грязную посуду и унес. Я проводила его взглядом. Подождала, пока за ним закроются двери.

— Ну, что, начнем, Бернарда?

Услышав эту фразу, я напряглась.

Ну, все. Вот и пришло время для теста. Круассаны на столе тут же были забыты, чашка кофе водрузилась на блюдце. Переплетя пальцы, я тоскливо огляделась вокруг, пытаясь предугадать, чем закончится это замечательное утро. Победой или поражением? Буду ли я порхать бабочкой до самого вечера, петь песни и гордиться собой? Или же буду сидеть в своей комнате побитой собакой, не смея от стыда высунуть носа наружу?

Хотя нос-то все равно придется высунуть. Понедельник. Работу не пропустишь.

— Не нервничай, — сухо сказал Дрейк. — Возьми круассан, кофе еще горячий.

Я автоматически протянула руку к выпечке. Слоеная булочка хрустнул на языке золотистой корочкой и растаяла на языке. Вкусно!

— Давно хотел тебя спросить, почему ты не любишь собственное имя?

Непрожеванный кусок застрял в горле.

— Почему не люблю? Люблю.

— Почему предпочитаешь «Дину» «Бернарде»? Ведь это не одно и то же.

Ветерок шевелил край бумажной салфетки — та трепыхалась, будто втайне мечтая о полетах. Я какое-то время смотрела на нее, раздумывая над ответом. Далось ему мое имя….

— Я не знаю, как много вы знаете о моем мире, Дрейк, но он разделен на страны. На расы, народности. Каждой стране присущи свои имена — знакомые, понятные, привычные. Родители редко называют детей «чужими» именами, но моя мама именно так и поступила. Выбрала ребенку имя не из своего региона, и для многих оно…. не кажется нормальным. «Дина» гораздо привычней.

Казалось, я наговариваю слова на какой-то невидимый экран, который тут же анализирует информацию. Считывает интонацию голоса, распознает уровень волнения и, наверное, лжи. Откуда такое ощущение — загадка.

— Однажды тебе придется принять себя. Целиком. Вместе со странным именем. Иначе ты не обретешь баланс.

Дрейк рассматривал кофе в фарфоровой чашке, будто вместо черной жижи там, на дне вились пророческие символы.

Что на это ответишь? Ничего. Это не его с самого садика дразнили «Бернардиной», не над ним с притворным сочувствием качали головой взрослые, не к нему постоянно клеили слово «шарман», совершенно не вкладывая в него первоначальный смысл. Говорить о других всегда просто, а вот на собственной шкуре….

Он не стал спорить. Равно как и добавлять что-либо к сказанному. Отставил кофейную кружку, скрестил руки на груди и сменил тему.

— Дина, как ты думаешь, почему у тебя в тот раз, в тот самый первый раз получилось «прыгнуть»?

Он говорил, наверное, уже с полчаса.

О том, что все в человеке формируется согласно внутренним убеждениям, об углах зрения, о том, как взгляд выхватывает из окружения то, на что направлен мысленный настрой, о детстве, когда закладывается фундамент, о том, как те или другие события видоизменяют, «корежат» устоявшиеся представления. О памяти и застрявших в ней стереотипах, о неосознанных реакциях, всплывающих в поведении раньше, чем приходит логическое осознание содеянного, о внешних факторах, которые постоянно влияют на восприятие, и снова об убеждениях.

Ветерок шевелил его волосы.

Слова текли из Дрейка легко. Мягким потоком проходили через мою голову, как ручей, оставляя в ней крупицы и песчинки чего-то нового. Вызывая то удивление, то понимание, то желание вставить слово или два, то просто молчать и слушать. И я слушала.

Неспешно колыхались края скатерти, все ближе подбиралось солнце, слизывая тень с каменных плит, словно растаявший шоколад. Еще чуть-чуть, и оно влезет, вскарабкается прямо на стол. Я рассеяно следила за широкой полосой света. Вот еще полплитки пройдено…. Вот солнце уже подобралось к трещине перед следующим квадратиком на полу.