Дрейк говорил о том, как мало люди придают значения интуиции, как легко принимают на веру укоренившиеся правила, как сами соскальзывают в шестеренки общественных законов, позволяя руководить собой лишь потому, что в какой-то момент теряют ощущение индивидуальности и силы. А почему? Слабость, незнание как и куда двигаться дальше, боязнь выделяться из толпы. Извечное желание быть понятым и любимым (что, в общем-то, естественно), но ведь любовь общества трудно завоевать, если отличаешься от остальных, поэтому приходится соответствовать. Всем и во всем.
В моем горле стоял комок. Казалось, все в точку, все про меня. И еще почему-то казалось, что меня впервые в жизни кто-то понял. Глупое, но такое сладкое и нужное ощущение. Как же за него не бороться, даже если где-то приходится себя подогнуть? Правильно Дрейк говорит — захочешь, чтобы полюбили, еще не так согнешься. Из кожи вон вылезешь, лишь бы «соответствать». Кому? Чему? Зачем?
— Ты, вероятно, всегда любила сказки своего мира. Любила и хранила ощущение чуда, хоть и прикрывала его от посторонних взглядов. Вряд ли тебя считают соответствующей своему возрасту. Так? Ведь считается, что только дети могут отдавать внимание не житейским проблемам, а чему-то непонятному, постоянно витая в облаках.
Я кивнула. Почему-то пристыжено.
— Ты и теперь стесняешься этих качеств. А если бы не они, не завтракать бы тебе в моем обществе. Не знаю, хорошо это или плохо. Сама потом разберешься.
Иногда казалось, что Дрейк шутил. Только не открыто, а все как-то замаскировано. Не слышалось шутливых слов или интонаций, но был шлейф, безошибочно указывающий на настроение собеседника. Как запах. Как невидимый шарф. Как звон колокольчиков, разлитый в воздухе.
Я вскинула глаза. Вгляделась в его лицо. Проницательный, хитрый зверь. Эмоций вроде нет и в то же время их масса. Как так?
— В какой-то момент, в отличие от многих других, у тебя не сформировалось крепкого «антиубеждения» о том, что необъяснимое невозможно. Что если что-то нельзя объяснить с точки зрения науки, то это перестает быть правдой и превращается в «вымысел». Ты не видела подтверждения феноменам, но и не делала выводов «если не вижу, значит, не существует». Я сейчас не говорю о сознательных убеждениях. Я говорю о тех, что лежат глубоко внутри. Что создают и формируют всю твою сущность и позволяют тем или иным способностям раскрыться. Или же навсегда заключают их в тюремную камеру. В шоковый момент, когда тебе захотелось уйти туда, «где тепло и хорошо», ты настолько сильно захотела это почувствовать, что реальность перевоссоздала для тебя другое окружение. Это очень редко происходит, Дина. Очень.
Серо-голубые глаза были серьезными.
— Такое почти никогда не случается с людьми, я бы сказал. Но отсутствие в тебе антиубеждений сыграло свою роль: ты физически смогла оказаться в другом месте. Для реальности гораздо проще перенести «тебя» куда-то, в похожее на воображаемое место, чем физически перекроить мир вокруг. Потому что этот мир состоит не только из твоих собственных представлений о том, какой он есть, но из представлений миллионов других людей о нем. А вот где именно и в какой момент присутствуешь «ты», миллионам наплевать. Это не занимает их умы, делая тебя свободной. Относительно свободной, конечно. Потому что всегда остается кто-то, кто «помнит» о том, где ты на данный момент есть. Но это уже сложная тема для обсуждения. Оставим ее пока.
— А что такое «антиубеждения»? — я вроде бы понимала (или думала, что понимала), но все же хотела уточнить.
— Это когда ты говоришь себе «Люди не летают. Не умеют себя лечить. Не умеют быть под водой дольше минуты. Не могут ходить сквозь стены. Не могут жить вечно. Не могут….». Много чего не могут. Это все — антиубеждения, которые на корню рубят все возможное. Один раз поверив в них, будет очень сложно доказать себе обратное. Чтобы такое произошло, нужно чудо. А оно не случается, если ты в него не веришь. Замкнутый круг.
Солнце заползло на край скатерти. Облюбовало край тарелки, кончик ножа и село россыпью искорок на зубчиках вилки. Я зачем-то снова отодвинула вилку в тень. Пусть солнце еще помучается.
Это было странное утро. Человек, рассказывающий о законах и устройстве мира, я, наблюдающая за светом и тенью. Казалось, день застыл. Вместе с людьми и машинами, пешеходами и хот-догами, с теми, кто работал за стеной в здании. Все они будто остановились, задремали, забыли, зачем минутой ранее вообще предпринимали какие-то действия, и медленно остановились. Увязли в сахарной вате бытия.
— Почему, ты думаешь, твоя одежда и часы перемещаются вместе с тобой, а все остальное — нет?
— Я не знаю.
— Подумай.
— Может быть, это как-то связано с убеждениями?