Игра реальностей. Джон

Я не стала ни поднимать головы, ни смотреть в сторону экрана, ни отвечать. Я плакала.

* * *

Екатеринбург. Наш мир.

Вся одежда поместится в клетчатую сумку. Обуви только две пары – сапоги и кроссовки, – все остальное сношено, а домашние тапки не в счет. Книги придется оставить в комнате, ключ на вахте у Алексеевны, арендодателям она отправит смс о том, что съехала раньше, – какая им разница «когда», если комнатушка оплачена на два месяца вперед?

О том, что эти деньги попросту пропадут, Яна старалась не думать. Она вообще старалась ни о чем не думать – брела на трамвайную остановку, мокла под обрушившимся на город ливнем, втягивала голову в плечи, как потрепанный цыпленок, не смотрела по сторонам. Холод бодрил, холод вымораживал противные, словно прилипшая жвачка к мозгу, мысли, холод отвлекал на себя, не позволял уходить внутрь.

Может, она простынет? И тогда не придется никуда ехать – можно будет лежать, смотреть в потолок и ни о чем не думать. Больной имеет право не думать. Но она не больная, и от мыслей, как ни старалась, избавиться не могла.

Вода по асфальту, вода по макушке, вода по листьям, стеклам машин и по лицу.

Почему она всегда экономила на зонте?

Подошел трамвай; Яна взошла по ступенькам, ощущая себя инвалидом.

Нет правильного решения – иногда его просто нет. Вроде бы только час назад думала о завтрашнем отъезде и радовалась, что, наконец, обрела мотив действовать, а теперь вдруг растеряла остатки с трудом накопленной решимости – намокла, как мягкая игрушка, и вся вата вылезла из разошедшихся швов – пустые пуговичные глаза, оторванное ухо, жалкий вид.

– Девушка, вы будете оплачивать проезд?

Она заплатила. Села на свободное место, почувствовала, как зад греет встроенный под сиденьем обогреватель, поморщилась – тот грел слишком сильно.

Бежали по непрозрачному от старости стеклу мокрые дорожки.

Есть фраза: «Если судьба закрывает дверь, то она открывает окно» – так ли это? И если да, то почему Каське все явственнее казалось, что если ЕЕ судьба открывает окно, то за ним оказывается не путь наверх или в сторону, а еще одна сплошная и выщербленная от времени плотная бетонная кладка? Еще окно – еще кладка. Нет выхода, нет – одни тупики.

Спустя две остановки позвонил бородатый Жора, спросил, чего она перестала ходить в тир? Каська ответила коротко и глухо: «Приболела». Не говорить же, что потеряла Глок?

А на звонок Узи она попросту не ответила – уныло посмотрела на экран (и почему в этот день она понадобилась кому угодно, но только не тому, кто был нужен ей?), нажала кнопку отбоя и отключила сотовый.

Хватит. С нее хватит всех и сразу.

Войдя в комнату, вместо того чтобы сразу же начать сборы, Яна долго стола и озиралась по сторонам – смотрела на собственноручно прилепленные к старым обоям изолентой мотивирующие постеры с холеными и улыбающимися красавицами-женщинами в дорогих шубах, с яхтами, домами, заморскими странами; за стеной ругались соседи. Кто-то пошаркал по коридору, надрывно закашлялся и затих, хлопнув дверью.

Заварить себе чаю? Достать сумку? Составить список «не забыть» и взяться за дело?

Руки опускались. Они вообще больше не казались ей руками – скорее тяжелыми намокшими плетьми, намозоленными конечностями ломовой лошади, пудовыми гирями.

Найти кроссовки, пакет для них, вытащить из шкафа одежду…

Мысли бродили в голове, как стая тараканов после Дихлофоса, – вялые, тупые и совершенно бесполезные.

Нет, сначала, наверное, чаю.

Господи, хоть бы чай купила хороший, а не эти рубленные и сложенные в пакетики опилки…

Знакомый зуд «я-иду-за-тобой» в затылке она почувствовала, когда потянулась к полке над раковиной, – едва не выронила из рук фарфоровую кружку, случайно смахнула со стола краем ладони на пол вилку, застыла, заиндевела и едва не просела в коленях.

Джон. Джон!

И разозлилась так сильно, как сама от себя не ожидала, – приперся, да? Возник на горизонте? Решил снова заглянуть в гости?

Ну, она ему сейчас…

Стук в дверь, рывок, и она сразу же кинулась на него с кулаками:

– Козел! Ты знаешь, что ты – козел? Так не уходят, не уходят! Нормальные люди не уходят, не попрощавшись!

За окном сыро от дождя, в комнате почти темно, и она лупила на ощупь – лишь ощущала под сжатыми ладонями ткань серебристой куртки и знакомый запах, который столько часов подряд вдыхала той ночью.

– Сволочь! Не прощу! Никогда не прощу!

Рыдала, захлебывалась, вела себя, как самая настоящая истеричка, перешагнувшая через грань и соскользнувшая в пропасть – теперь все соседи решат, что она такая же – общажная…

– Не смей вот так приходить ко мне без звонка и предупреждения! Не смей исчезать без записки! Не смей, не смей, не смей!!! Сволочь!…