Игра реальностей. Джон

Сигарета зашипела о дно пепельницы; Яна в постель не вернулась – так и осталась сидеть там, где сидела; Джон чувствовал, как она мысленно пытается перерезать соединяющие их нити, и вдруг осознал, что не должен этого допустить – не должен позволить ей успеть выбросить его из головы.

– Я смог бы защитить свою женщину, – медленно произнес он, – от любой опасности. От любой. А ты хочешь ей быть?

– Кем? Твоей женщиной?

И вновь насмешка в голосе. И полное недоверие.

– С чего мне этого хотеть? Чтобы меня так же, как в прошлый раз, оставили наутро в одиночестве? Чтобы ждать редких свиданий и маяться отсутствием звонков? Чтобы смотреть на тебя и думать: «Да кто ты, черт возьми, такой? Откуда взялся, как тебя на самом деле зовут?» – и ничего не знать? Знаешь, Джон… Чтобы между людьми возникли крепкие отношения, требуется доверие. До-ве-ри-е. Тебе знакомо это слово? Боюсь, что не очень. Не думаю, что ты вообще способен доверять.

– Я способен.

– Ой ли? Ну, тогда скажи мне, например, кем ты работаешь? Где живешь? Куда поедешь после того, как покинешь эту комнату? Когда позвонишь в следующий раз? И ты вообще собираешься звонить?

– Не дави на меня. Когда я решу тебе все сказать, я скажу.

– Вот и я о чем!

Кажется, иного ответа она и не ожидала. Наоборот, еще более уверилась в своих подозрениях – не умеет лежащий на ее кровати мужчина ни открываться, ни доверять. А с подобным человеком совместного будущего быть не может.

– Хочешь посмотреть, умею ли я драться? – вдруг спросил Сиблинг неестественно ровно. – Что ж, давай, протестируй. Только не проси убивать мирных граждан – я могу, но не вижу в этом смысла.

– Готов для меня подраться?

– Готов. Чтобы ты потом еще раз подумала над собственным ответом по поводу «не хочу быть твоей женщиной».

– Прыткий да? – Янин голос звучал глухо и зло – она вновь находилась на грани слез. – Думаешь, так просто все? Подрался и завоевал?

А он завоевывал? Кажется, да.

– Шаг за шагом, – донеслось от стены.

– Что?

– Шаг за шагом. Сначала решим одно, потом следующее.

Она почему-то опешила. Потерла набрякшие от непролитых слез веки, несколько раз моргнула, прежде чем спросить:

– А что «следующее»?

– Согласишься быть со мной – бросишь курить.

– Размечтался! – и фыркнула.

Тишина. По коридору вновь кто-то прошел; соседи за стеной затихли еще час назад, когда услышали равномерный скрип чужой кровати, – вежливые люди, благожелательные.

– Так что, тестировать будешь?

Ему хотелось посмотреть, где она даст задний ход, когда проявит слабину? Но Яна ее не проявила – ответила, все так же глядя в окно и не оборачиваясь:

– Приходи завтра в восемь вечера. Свожу тебя туда, где проводят бои без правил и делают высокие ставки. Но если тебя отмутузят, как собаку, я не виновата – раны будешь зализывать сам. Я сидеть рядом не буду.

– А если не «отмутузят», бросишь курить?

Джон прохладно улыбался, глядя в потолок.

– Если станешь финалистом?

– Если стану. Тогда поверишь, что я способен тебя защитить?

– Да ты… ты не видел бугаев, которые там дерутся! – «Дурак! – звучало между строк. – Ты просто самовлюбленный дурак!» – Они там такие…. раскачанные, татуированные. Тренированные боровы, а не люди – звери! Войдешь в клетку и сразу же запросишься обратно.

– Не оскорбляй, не увидев.

– Ой, какие мы нежные. Ладно, увижу – поверю.

– И бросишь курить.

– Не дождешься.

– Бросишь.

– Нет.

– Ты собираешься слушаться того, кто способен тебя защитить или нет?

Ее удивленно приподнятые брови он разглядел даже в темноте.

– Я подумаю.

И улыбнулся шире.

* * *

Нордейл. Уровень 14.

Перемещаться из мира в мир одним лишь усилием мысли – это нормально. Работать в окружении ребят, каждый из которых затмил бы физической формой Шварценеггера и навыками Ван Дамма, – нормально. В конце концов, жить с человеком, который каждый день занимается либо сотворением нового мира, либо «отладкой» старого, – тоже нормально.

Но вскапывать ночью чужие грядки в десяти метрах от собственного дома – это, увы, НЕ нормально. И как, спрашивается, я на это подвязалась?

«Как-как – проштрафилась…»

– Могли бы и сами, – ворчала я на Смешариков, то и дело озираясь на темные окна двухэтажного особняка ботана.

А вдруг сосед посреди ночи встанет пописать, выглянет наружу и увидит, как кто-то топчется вдоль его забора и периодически стоит пятой точкой кверху с садовой лопаткой в руке? И не важно, что сейчас четыре утра, и он навряд ли сумеет разглядеть многое до того, как я исчезну. И даже не важно, что я наспех накрылась мысленным щитом, чтобы размыть собственный силуэт, – все равно глупо и все равно почему-то «ссыкотно».

Хорошо, что семян только пять.

Место для посадки, как мне показалось (в почти кромешной темноте, рассеиваемой лишь фонарем с нашего крыльца), я выбрала удачное – земля здесь была мягкой, даже удобренной, и на мое счастье пока ничем не засеянной.

Не придется долбить сухой чернозем.