Игра реальностей. Джон

Он сидел перед ней на втором кресле; рядом на кофейном столике лежал закрытый кейс – Джон молча наблюдал за «пациенткой». Та, истошно визжа в кляп, совершила несколько резких движений руками, затем ногами (их он связал тоже), с минуту дрыгалась, пробуя избавиться от пут; наконец, поняла, что это невозможно, и сникла. Принялась затравленным взглядом оглядывать квартиру: темно-зеленые шторы, унылые (некогда цвета морской волны) обои, потертую мебель. Маленький выпуклый телевизор у окна, две аляповатых картины друг напротив друга, покрывающий кровать у дальней стены синтетический плед, старый, лежавший здесь еще в прошлом веке ковер.

– Все, успокоилась?

Она его ненавидела – это читалось по взгляду. Сил все меньше – ярости все больше. Мда, так на него не смотрели даже спецотрядовцы в худшие времена. Ну, да не за любовью он сюда и пришел.

По крайней мере, не до того, как выяснит все, что нужно.

– Будешь вести себя тихо – поможешь мне.

«Помогу себе, когда прирежу тебя, как свинью», – чтобы переводить молнии, летящие из голубых глаз, переводчик не требовался.

– А будешь орать, грязно ругаться и выводить меня из себя… – от этих слов девчонка в кресле притихла и сжалась, – церемониться не стану. Выбор за тобой: либо я все делаю медленно и крайне болезненно, либо аккуратно и без боли. Ну что, убираю скотч? Готова разговаривать?

Во взгляде напротив мелькнула болезненная рябь, нехотя качнулась кончики пепельных волос. На секунду Сиблинга кольнула жалость.

– Мне потребуется день или около того. Объяснять, что именно я делаю, не буду, и спрашивать тоже не советую. Насиловать тебя не собираюсь, намеренно причинять боль тоже. Это понятно?

Лучше разложить некоторые вещи по полкам сейчас, нежели позже, – это спасет их от потери времени и нервов.

Яна молчала. Скотч с ее губ он содрал – на коже осталась красная полоса; бледные губы дрожали.

– Зачем?…

– Сказал же, не советую.

Она смотрела на него, как рыба, не мигая. И чувствовала себя тоже рыбой – выловленной, с только что вытащенным из горла крючком, готовой к потрошению. Сбывался ее худший кошмар – маньяк объявился вновь, маньяк поймал ее, маньяк привез к себе в квартиру… Лучше бы она вчера пригласила Виталика наверх, лучше бы прокувыркалась с ним ночь напролет, а утром они вышли бы вместе. И тогда ее, возможно, не посадили бы в машину – Узя бы защитил…

«Защитил бы, как же… Водитель такси тоже пытался».

Вдруг вспомнилась прошедшая сквозь стекло рука в перчатке – галлюцинация? Яну снова затошнило – болезненно и резко.

Почему она ненавидела собственную жизнь – за что, зачем? Как хорошо, оказывается, было просто жить в своей комнатушке, каждый день спокойно работать, зарабатывать свои «копейки», смотреть на лица посетителей – нормальных людей в нормальном мире. А теперь все ненормально. Ее руки привязаны к спинкам стульев, а те – ужас! – как будто приклеились по бокам к креслу – даже не движутся. Как такое возможно?

Мозг отказывался думать – булькал, как гнилое варево, кипел и смердел – ни одной дельной мысли. А мужик напротив все чего-то ждал. Чего?

Каська с трудом заставила себя взглянуть ему в лицо:

– Ты знаешь, что похитил меня?

– И что?

Голос спокойный, будто неживой.

– Тебя будут искать.

– Не будут.

– Меня будут…

– И тебя не будут – не переживай.

Ее пробила нервная дрожь.

«Он же сказал, что не будет насиловать? Не будет причинять боли?»

– Отпусти.

– Через сутки.

– Но мне на работу! Меня потеряют…

– Справятся.

Похититель неторопливо стянул с рук перчатки, бросил их на журнальный столик – потянулся к чемодану.

«Все, сейчас начнется».

– Меня уволят.

Она, кажется, пищала – умоляла, ныла, жаловалась, – а что делать?

– Найдешь другую работу. Или ты любишь эту – торговать пиццей? Это предел твоих мечтаний?

Еще в душевные беседы она с этим мудаком не вдавалась – не раскрывала перед ним душу. Какие у нее мечтания, какие цели? Ему никогда не узнать.

– Мне не на что жить! – вдруг взвизгнула Яна обиженно. – Это ты можешь заниматься… непонятно чем, а я должна зарабатывать!

– Заработаешь, – послышался невозмутимый ответ. – Перед тем как отпустить, я дам тебе денег.

Ей на ум неожиданно пришел фильм «Хостел» – черт, зачем она вообще решила сходить на него с Машкой и Колькой? – ночей после не спала. Да, там главного героя под конец отпустили тоже – с раздробленными коленями, с перерезанными ахиллесовыми жилыми – указали на дверь и сказали: «Иди». А он упал при первом же шаге – как хохотал маньяк! Хохотал, чтобы через пять минут вскрыть жертве садовыми ножницами грудную клетку.

«Не можешь? А я ведь был готов дать тебе денег на будущую счастливую жизнь…»

С перерезанным чем уползет из этой квартиры она? И уползет ли вообще?

– Не мучай меня, не пытай, пожалуйста…

Жгли веки злые и испуганные слезы; откинулась крышка у серебристого кейса – что в нем? Набор шил, скальпелей, ножей и тесаков?

«Никогда больше не пойду на фильмы про маньяков… Никогда».

– Я не буду тебя мучить.