Игра с джокером

Извлекает так изящненько «Макаров», родной брат моему, и тоже на низенький этот столик кладет.

— Значит, — говорит, — это ты одного из братьев Сизовых хлопнул? И, может, второго? Может, этот уцелевший Сизов со страху брешет, что его брат сбежал?

— Сбежал, — говорю, — на метр под землю.

— Полковник знает? — спрашивает она. — Если не знает, то я не проговорюсь.

— Полковник все знает, — отвечаю.

— Это хорошо. И что он о тебе говорит?

— Что сразу обо мне догадался, потому что я гений, — сообщаю с гордостью. — Правда, во-первых, засекреченный, во-вторых, по старости из гениев как бы и списанный.

— Какой гений? Снайпер?

— Ну да, стрелок.

— Забавно, — улыбается она. — Полковник мог бы и предупредить. Ведь знал, что я с тобой буду встречаться.

— Откуда ж ему было знать, что ты пистолет заметишь?

— Уж он-то знает, что я все замечаю… — улыбается она.

— А что он о тебе говорит? — интересуюсь.

— Что такой гадины ещё свет не видывал, — докладает спокойненько.

Я подумал.

— Так, значит, ты из этих, из исполнительниц каких-нибудь?

— Угадал, — кивает она. — Кстати, скажи, как к тебе обращаться. На «старый хрыч» ты, я видела, поморщился.

— За «хрыча» ответишь! — смеюсь.

— А полковник как тебя называет?

— «Дед».

— Хорошо, и я тебя буду «дед» называть. Устраивает?

— Лучше бы ты меня милым и дорогим называла, — шучу.

— Об этом не проси, если жизнь дорога. Я милыми и дорогими называю только тех, кого в работу беру.

— Вот как? — тут, наверно, у меня глаза округлились. Понял я, что за птаха ко мне залетела. — И ты так открыто об этом рассказываешь?

— Так полковник, наверно, все равно тебе расскажет, раз он на тебя ставку сделал. Лучше уж, подумала, я сама тебе скажу. Ты ведь болтать не будешь.

— Это точно, — соглашаюсь, — я не из болтливых. Выходит, полковник тебя терпеть не может, потому что ты на человечьей крови живешь, но и обойтись без тебя у него никак не получается?

— В данном случае, да, — кивает. Вытаскивает сигареты — дорогущие, мать их так, я бы такие курил, у меня бы всей пенсии на них не хватило, хоть пенсия у меня и не маленькая — зажигалкой щелкает, закуривает, пепельницу к себе пододвинув. А по мне, кстати, все эти западные роскошества — дрянь одна. Табак должен быть ядреный, чтобы чувствовался, а не так, чтобы дымком щекотал. Я когда-то «Памир» курил, потом, как его выпускать перестали, на «Казбек» перешел, а сейчас, как видите, все больше «Примой» балуюсь. Но это я так, к слову…

— Неплохо тебе платят, — замечаю.

— Не жалуюсь, — говорит. — Так с чего начнем? Ты мне расскажешь все, что знаешь, или я сперва расскажу, почему я в это дело влезла?

— Давай сначала ты, — предлагаю.

— Хорошо, — говорит. — Банда похитителей, в которую входили Сизовы, захватила двух очень близких мне людей. Один из них — ребенок, мальчишка всего лишь двенадцати лет. Их будут держать в заложниках, чтобы торговаться. Но торговаться никто не намерен. Охота за бандой вывела на след более крупного дела — я ещё точно не знаю, какого, хотя представляю в общих чертах — и попытка освободить заложников может повредить этому более важному расследованию. Поэтому если я — или мы с тобой, коли надумаешь присоединиться — их не освободим, то их никто не освободит.

— Неужели полковник даст им пропасть? — возражаю я. — Не верю!

— У полковника руки связаны. Он, конечно, может определить, где их прячут, и пойти на штурм, но их почти наверняка успеют убить. А вести детальную разработку полковнику не позволят, чтобы не спугнуть более крупную дичь. Если хочешь, можешь позвонить полковнику и спросить, так ли это. Но лучше не звонить. Если что, он не должен знать, что мы решили действовать. Не должен, понимаешь? Поэтому одним звонком мы можем его подставить, — и, помолчав, добавила. — Если бы полковник был уверен, что вытащит заложников своими методами, он бы не согласился на мое вмешательство в это дело.

Все это следовало обдумать и осмыслить. Поэтому я посидел, повертел в голове то, что от неё услышал, и говорю.

— Только представься сначала. Ведь я даже имени твоего не знаю.

— Как хочешь, так и называй. А вообще-то, меня зовут Людой.

— Что ж, Людушка-голубушка, слушай мой рассказ.

И рассказываю ей обо всем. Как я закончил, она с уважением стала на меня поглядывать.

— Здорово, дед! Значит, у тебя тоже личные претензии к ним имеются. Это хорошо. Сработаемся, и за рукав меня держать не будешь. Но начнем с главного. Заложников прячут либо в «профсоюзе», либо в доме директора Букина.

— Почему ты так думаешь? — спрашиваю.

— Паспорт.

Я понял, что она имеет в виду, но на всякий случай прошу:

— Объяснись.