Я что имел в виду: ведь если Шипов шантажировал директора и заставил принять участие в перепрятывании заложников, то Шипов — единственное звено, которое может связать директора с этим делом и дать на следствии показания против него. Нет Шипова — директор ни при чем, никто никогда не докажет, что он вообще о существовании заложников знал. Но если заложники в его собственном доме спрятаны, то Букин получается замаранным настолько, что убийство Шипова поможет ему как мертвому припарки.
Ну, она это сразу ухватила, поэтому на словах мне объяснять не пришлось. Опять немного подумала и говорит.
— Если только случайного совпадения здесь нет. Ведь Шипов и впрямь мог разбиться.
— Как же, случайно он разбился! — не удержался я, чтобы не подъязвить. — Милиция говорит, он, мол, пьян был в стельку, а я ведь видел его буквально за час до смерти — и трезв он был как стеклышко. Даже если у него бутыль водки была в машине припрятана и он начал надираться, едва меня домой доставил, не отъезжая от моего подъезда — все равно не складывается. А ведь ему ещё надо было на то место на шоссе попасть, на котором он погиб. Это почти полчаса, считай, от моего дома. Ну, то есть, от дома Васильича…
— Тоже верно, — говорит. — Но тут… Вот какой момент мы упустили. Получается, что, тебя доставив, он срочно выехал в Самару. Интересно, зачем?
— Может, он и не выезжал, — говорю. — Может, его в бессознательном состоянии на место «аварии» доставили.
Она опять курит, одну за одной. Ну, понятно, от этих слабеньких «дамских пахитосок», как в моем детстве подобное слабенькое курево называли, насыщения мало, усаживаешь их только чтоб вид иметь да нервишки слегка приструнивать.
— И все равно вопросов много остается, — говорит. — А главное в другом. Это ж законченные «отморозки» получаются, раз они заложников в центре города спрятали, окружили охраной и готовы свою и чужую кровь до последней капли пролить. Ну, прямо, как дикие звери, к стенке припертые…
— Видно, и впрямь приперты, — говорю.
— Да, но чем? — возражает она. — Если б они только полковника с его бригадой боялись, то скорей спрятали ли бы заложников в каком-нибудь глухом селе, где полторы жилых избы осталось. Что-то тут не то… Ладно! — и плечи расправила. — Придется показать им, что на любого отморозка мороз покруче сыщется, а с остальным задним числом разберемся. Ехать надо туда!
— Прямо сразу и ехать? — спрашиваю.
— А у тебя, дед, есть план получше?
— Нам ведь надо ещё в «профсоюз» спокойно войти, — говорю. — И я вот о чем думаю. Над заложниками они пока что трястись будут, ведь это гарантия из собственной безопасности. Значит, до завтра ничего не случится, если полковник на крутые меры не пойдет. А он не пойдет, у него голова на плечах как две наших вместе взятых, — она при этих моих словах чуть не вспыхнула. Ну, мне уже видно, что очень самолюбивая девка. Высоко себя ставит, и не без придури — а кто ж ещё в профессиональные убийцы пойдет? А вообще, женский пол — это дело стремное. Словом, понимаю, что придется девке встряску дать, чтобы поменьше воображала. — А завтра — похороны. Мы с тобой вместе на них будем, моей племянницей тебя представим. Букин на похоронах непременно отметится, и если он на тебя не клюнет — то, значит, я его подлую породу совсем не знаю. Такие, как он, очень до лакомых девок охочи. И надо нам будет повернуть дело так, чтобы он пригласил нас с тобой не в свой особняк, а в «профсоюз».
— «Нас»? — переспрашивает.
— А куда ты без меня? — говорю. — Начать с того, что у меня к Букину свой счет имеется. Ведь эту историю я практически распутал. И потом, нам лучше в паре действовать. Вдвоем всегда отобьемся. А кроме того, там же такие кордоны пройти надо. Меня они точно обыскивать уже не будут, а тебя могут и обыскать. Просто потому, что тебя пощупать приятно. Как ты оружие собираешься пронести?
— Да хоть как! — заносчиво этак вздернула носик. — Будто у меня хитростей мало! В пизде пронесу!
Тут я не вытерпел.
— Ах ты, говорю, сопливка паршивая, ты мне тут ещё выражаться будешь? Вас бы всех, девок бесстыжих, взять и отходить ремнем, чтобы пристойность знали! И откуда такая мода у современных пошла? Мимо какого кафе или школы ни пройдешь — стоят намазанные, глазами лупают, и с таким матом-перематом все обсуждают, что парням далеко! Ты мне это брось, и не щеголяй передо мной безобразием, а то не погляжу, что ты, наверно, всякие приемчики знаешь, скручу тебя да так отделаю по мягкому месту, что неделю сидеть не сможешь!.. И вообще, — добавляю поспокойнее, — ты хоть почаще в зеркало на себя гляди. Молодая, красивая, на личико нежная, зачем тебе собственный язык сквернить? Негоже, и не идет тебе.