Игра с джокером

Я сажусь, он к секретеру подходит, отпирает и достает небольшой конвертик.

— Вот, возьмите.

Я заглядываю в конвертик… Батюшки! Там паспорт лежит. Открываю Васильича паспорт, все точно.

— Я должен был вам сразу сказать, что паспорт у меня, как только услышал от вас, что этим паспортом милиция интересуется, — говорит Букин. Но, вот, испугался. Как вы мне рассказали, что этот паспорт в Москве всплывал, где с его помощью мошеннические сделки крутили, так меня словно обухом по голове шандарахнуло! Ведь паспорт, вроде, все эти две недели и даже побольше у меня находился — как потом докажешь, что он без моего ведома в Москву прогулялся, и больше того, что я представления не имею, в какой момент он мог отсутствовать! Вы уж простите меня… Если можно, сделайте вид, будто вы этот паспорт в квартире наконец нашли, в какой-нибудь незаметной щели, куда он завалился. Если никак этого сделать нельзя — я, конечно, буду сотрудничать с милицией, чтобы помочь найти, кто этим паспортом злоупотребил.

— Надо же! — говорю я. — А у вас самого никаких догадок нет?

— Мне сложно сообразить, — отвечает. — Первое время паспорт в заводском сейфе находился, я только потом его домой забрал. Все-таки, думаю, документ важный, неровен час… Эх, если бы я с самого начала его дома держал!

Вижу — уже и не заикается, что паспорт два дня у Шипова находился, который с ним в Самару ездил. Все на заводских грешит. Значит, с Шиповым разговор у него состоялся, и разговор серьезный, запугал его Шипов. Теперь Букину важно глаза мне замазать, чтобы я напрочь забыл о том, что у него насчет Шипова вырвалось, и чтобы перед милицией поддерживал его версию насчет того, что паспорт наверняка «одалживали» из заводского сейфа.

— И ни на кого у вас подозрений нет? — спрашиваю.

— Я вот думал все эти сутки, кто ещё мог сейфом пользоваться, кроме меня. Вообще-то, у нас на заводе народ надежный. Ну, бухгалтер, юрист, кадровичка имеют доступ. Однако ключей всего два, мой и запасной, на всякий случай. Запасной всегда хранился на пункте охраны.

— Значит, охрана у завода есть?

— А как же! Правда, одно название, что охрана. Два сменщика, и оба не тянут, по большому счету. Я поэтому и хотел вашего друга взять. Все-таки, бывший военный, не прозявил бы все на свете, в отличие от наших недоумков. А то, может, и других бы привлек, товарищей своих из отставников. Навел бы порядок.

— То есть, — спрашиваю, — воруют сейчас по черному?

— Еще как! — жалобится Букин. — Вроде, все по мелочи тащат, а из этих мелочей такие суммы складываются, что хоть завод закрывай. Надо ж было этому конец положить!

— И вы договорились, чтобы Васильич пока никому не болтал, даже близким?

— Ну да! Чтобы для воров это неожиданностью оказалось. А паспорт я так долго держал, потому что взялся исхлопотать ему разрешение на огнестрельное оружие, и предложил, пусть Шипов по всем инстанциям бегает, чтобы вашего друга попусту от дела не отрывать! Шипов у меня мужик обязательный.

Вот так! Как Шипова помянул поневоле — так сразу намекает, что его-то, мол, подозревать не надо, что он мужик порядочный. А насчет разрешения на оружия — я, выходит, в точности догадался.

— Выходит, — спрашиваю, — паспорт мог кто угодно взять?

— Трудно сказать, — с сомнением этаким отвечает Букин. — По идее, охранники могут дать ключ только тем трем людям, которых я назвал, если меня на заводе нет, а мой личный сейф открыть надо. Однако, пока они там дремлют на посту, кто угодно мог ключом воспользоваться, чтобы позаимствовать паспорт на несколько дней. Кто-нибудь, скажем, подслушавший мой разговор с кадровичкой, что по этому паспорту надо нового человека на работу оформлять.

— То есть, — говорю, — в любом случае того, кто взял паспорт, надо среди заводских искать?

— Выходит, так, — кивает Букин, — как это ни неприятно.

— Но милиция-то об этом знать должна!

— Вот вы ей и поведайте, — говорит Букин. — Можете и на меня сослаться, только чтоб напрямую меня в это дело не впутывали.

— Боитесь, что ль, чего? — удивляюсь.

— Боюсь! — честно отвечает он. — Я помогу милиции разоблачить тех, кто паспорт выкрадывал, чтобы в темных делах использовать, а мне потом дом подпалят! Ведь этот воровской сброд — он весь оголтелый. И без всяких что ни на есть тормозов.

— Понимаю, — говорю я. — То есть, для милиции можно на вас сослаться, но сказать, что вы открыто показания давать не желаете, хотя помочь всегда готовы?

— Вот именно! Я рад, что вы все правильно поняли, — и наливает по рюмке себе и мне. — Давайте, — говорит, — перекусим.

Что ж, перекусываем. И колбаской хорошей зажевываем, и ветчинкой — все у этого гада имеется. А рассказал он мне много, намного больше, чем сам воображает. Ведь надо совсем слепым, глухим и слабоумным быть, чтобы не разглядеть, что за его историей скрывается, верно?