Игра с химерами (СИ)

Мы с котом смотрим на трудящихся ажурников, волны и блестящую дорожку солнца на морском горизонте. Я поглаживаю лобастую голову, но мои мысли далеко. Эль отлавливает мой взгляд. Он знает. Как всегда знает.

– Не выдавай меня, ладно? – я целую широкую переносицу цвета каштанового мёда. Он поворачивает одно ухо в сторону, где сидит существо, о котором мы не скажем. Не сегодня. Не сейчас. «Секрет» – говорят мне его глаза цвета погребального скифского золота, глаза, в которые можно смотреть целую вечность и так и не устать. Так что пока я просто сдаюсь на милость янтаря его очей, зарыв пальцы в такой тёплый и такой знакомый мех…

Комментарий к Конфигурация семьдесят четвёртая

Рассказ:

https://ficbook.net/readfic/11866974

========== Из “Бестиария”. Значительница (фрегат крабчатопятнистый) ==========

Длина: 50 см

Вес: 3-4 кг

Размах крыльев: 1,3 м

Один из шедевров анамнетической природы, всю прелесть которого не умаляет даже истинно королевское высокомерие особей данного вида. Значительницы не слишком любят летать, предпочитая замирать на ветке с торжественным видом. У птицы нет естественных врагов: радужная окраска горлового мешка сигнализирует о том, что животное ядовито. Остальное тело чёрное или тёмно-каштановое, брюшко белое. Примечательно, что у вида отсутствуют самцы. Самки несут яйца, из которых вскоре вылупляются точные копии родительниц. Предполагается, что раньше вид располагал невзрачными самцами, но последние не вынесли конкуренции по части шика.

Благодаря красивой окраске и чрезмерной усидчивости значительницы славятся как хорошие питомцы. Несмотря на заносчивый вид, птицы очень привязчивы и не слетают с плеча хозяина ни при каких обстоятельствах.

========== Конфигурация семьдесят пятая ==========

– Прежде, чем ты уйдёшь, я должен знать.

В Шпиль заглядывает рассвет, крадущийся вместе с локальным солнцем. Снаружи в Пустошах царит ночь, та самая ясная ночь, в которую видно звёзды.

Он находит меня посреди помещения. Я уже решила, что не буду ничего с собой брать, но отчего-то мешкаю, глядя на всё то, что оставляю.

– Давай на улице, – шёпотом прошу я, – Сейчас мне нужно попрощаться с Голем.

Моя реплика спит посреди горы пледов, обняв за шею так внезапно зашедшего в гости Эля. Я знала, что он всегда был намного более чувствителен, и вот ещё раз нашла этому подтверждение.

Эль обращает на меня свои умные медово-жёлтые глаза. Его бока словно живой атласистый мрамор, и я не могу удержаться. Подхожу погладить. Он знает, что мы не должны разбудить Голем, поэтому даже не мурлычет.

– Береги её, – прошу я одними губами, а потом, обойдя кота, останавливаюсь над Голем. Творю глиф – и обрезаю свою связь с телом. Ловлю нить и привязываю к сестре.

Я пускаюсь в неизвестность и не могу позволить, чтобы носитель мучился от кошмаров. Ибо путь в Кадат тернист и неявен.

Голем судорожно вздрагивает во сне, но снова расслабляется, стоит мне коснуться её лба. Не вижу смысла стоять здесь дольше. От этого не легче. Лучше уйти.

– Я слушаю тебя, – говорю я Твари Углов, когда мы, наконец, выходим и закрываем за собой дверь. Напоследок я курю, ведь не знаю, получится ли сделать это ещё раз.

Он молчит.

– Если ты хочешь – можешь оставаться здесь сколько влезет. Я уверена, Голем в любом случае тебя накормит.

– Я бы хотел поговорить не об этом… Я всё ещё… А, забудь, – он садится, обвивая лапы хвостом и смотрит в пол.

– Нет уж, изволь растелиться, раз начал, – прошу я, выдыхая носом дым.

– Я столько пробыл здесь, столько повидал, твою радость, твою боль, твой смех и твои терзания… Но я до сих пор так и не узнал, что для тебя творчество.

– О, – признаться, я больше готовилась к сопливым прощаниям, нежели к философии, – Ну что ж… Для меня творчество это яд. Проклятое искусство, в основном. Пачка успокоительного, чтобы забыться. Горящий сахар в лаудануме, позволяющий покинуть серую реальность и гоняться за драконами. Талант крайне редко приносит радость, обычно он гложет, делает не таким, как все. Он всего лишь следствие извращённого инстинкта, в уродливых своих корчах принимающего вид вещей, подчас считающихся прекрасными. Я вижу этот мир по-иному, и, как следствие, живу в нём немного по-иному. Всё, что ты видишь здесь: этот Шпиль, эти окрестности, даже то дерево – родилось из одиночества и горя. Боль – мои чернила, замершая в бесчувственной летаргии плоть – моя бумага. Такие дела, – я делаю затяжку, – Я не отмечена небесами и не облагодетельствована кем-то свыше. Я просто мутант, нашедший свой способ существования, несмотря на внутреннее увечье.

– М… А как же он?

Я непроизвольно вздрагиваю.

– Ты думаешь о нём? Всё же он, хоть и невольно, но причастен к твоему пику творчества.

Когда мне больно, я начинаю шутить. Да и негоже прощаться на негативе, ведь жизнь коротка.