Когда под изящной ладонью Сафо начинает клубиться энергия, мне кажется, мир останавливается в своём вращении, и всё моё существо скручивает от радости и одновременно от боли, когда…
Когда я вижу его. Вижу, как он медленно открывает глаза, приходит в себя. Никаких фанфар, только формирование золотого тела, судя по всему, первого в его жизни. Осознав, что происходит, он пугается, недоумевает и совсем теряется, когда различает рядом меня.
– Ай-ай, тихо, – поэтесса опускает пальцы на его темечко, – Ты подумай, какой стеснительный. Очень мил. Как я полагаю, он тебя узнал.
Как полагаю, он в шоке. Он хочет что-то сказать, но вынужден прикрыть глаза. Моего тела слишком много. И оно оказалось перед ним внезапно.
Учитывая то, что это тело он не хочет, я делаю неутешительный вывод, что сейчас кого-то из нас двоих корчит от отвращения.
– Эй… – несмело окликаю я, – Не бойся. Взгляни на меня. Это всего лишь я. Настоящая. Без тряпок и притворства.
– Это сон… – бормочет загнанная в ловушку энергия, выстраивая последний доступный рациональный барьер. Согласно его воспитанию, такой меня попросту не может существовать, как, например, крылатого зайца.
– Тут такое дело, – вмешивается в нравственные муки Сафо, – У нас посвящение в демоны на носу. Так что изволь продержаться ещё немного, пока она с тобой попрощается. Как мне видится, ты едва ли будешь против, у вас ведь без взаимности. А теперь стой и позволь ей всё доделать… Вот, умница.
Я смотрю на его профиль, и, как мне кажется, каждая секунда тягостного молчания похожа на громадный засахаренный кокос – столь же нелепая и неимоверно тяжёлая вещь.
– Посмотри на меня, – почти что умоляю я, – Тебе можно… Ты же знаешь, что можно.
– Зачем?.. – еле слышно произносит он, и от горечи и осуждения в его словах у меня внутри всё обрывается, будто от удара мачете. Пора взять себя в руки. Мне не впервой слышать это его «зачем».
– Затем, что я так хочу. Затем, что мой мир велик и обширен, и я хочу его весь, если это возможно. Затем, что я хочу быть свободна хоть где-нибудь… Чёрт, каждый человек имеет право на место, где он никому не принадлежит! И тут я леплю себя сама, – я подхожу ближе и дотрагиваюсь до его щеки, – И вот наконец здесь появился ты. Я…
– Не надо. Не говори, не усложняй, всё итак…
– Я не буду, – соглашаюсь я, потому что есть вещи, которые можно сказать и без слов.
Так что я просто подаюсь вперёд и целую его в губы. Кажется, я мечтала об этом вечность. Я просто хочу его попробовать, хочу подарить свою нежность, хочу, чтобы эти зубы хоть немного разжались и впустили меня, хочу прижаться к его широкой груди и утонуть в нём, раствориться без остатка, соединив наши кровотоки, силу, знания и опыт, перелив всё, что есть во мне, в это бесконечно прекрасное крепкое тело, просто хочу!!
Я закрываю глаза – наши языки соприкасаются – и нас обжигает голубоватая вспышка. Две полные противоположности создали бреши в своих мировоззрениях. Неожиданно, но, оказывается, поцелуй в вирте способствует обмену информацией.
Его золотисто-белый образ отшатывается и скрючивается. Он хватается за грудь, в которой теперь есть часть меня – чёрный клубок, в котором сосредоточена моя разумная тьма. Мой подарок и моё проклятье.
«Бога нет. Мы никому не нужны. Смерть – это конец, нет рая или ада. Мы приходим в этот мир ни с чем – и такими же пустыми и неприютными нам предстоит уйти. Жизнь не имеет значения, в ней нет смысла. Вселенной всё равно, кто ты и чего ты хочешь»
Кажется, ему больно, но он распрямляется и указывает на меня. Я окрашиваюсь в нефтяно-чёрный, мои черты размываются, а волосы топорщатся, но…
Я чувствую. И словно вижу со стороны. Его ответ:
«Пусть так. Но ты не одинока»
Как это мило. Я подхожу к нему ближе, улыбаюсь. Кладу руку ему на плечо:
– Нет, малыш, ты не прав. Я всегда одинока и всегда воюю сама для себя. Против себя или во имя себя – это не столь важно. Спасибо, что поддержал, и за поцелуй спасибо, а теперь мне пора, – я оборачиваюсь к Сафо, в руках у которой появился фрукт познания – для меня. И тут что-то взрывается от одного слова, которого я точно не жду.
– Надежда!
Я не ожидала, что он будет кричать, поэтому вздрагиваю от волны, слегка ударившей мне в спину.
– Что ты сказал? – я оборачиваюсь так стремительно, что начинает ныть шея.
– Надежда! Даже если всё плохо, даже если всё не так, даже если люди умирают – остаётся надежда!
Я слышу коротенький разряд, будто где-то у сердца чиркнуло статическим электричеством.
– Давно я не видала земных мужчин, – задумчиво произносит Сафо, почёсывая ногтем изящную шею, – Он ведь даже не раскошелится на «не надо, не делай этого». За что ты его полюбила, если не секрет? Мне любопытно… Стоять, куда собрался! Послушаешь и пойдёшь!.. Другое дело, а то никакого уважения к старшим.
Я хочу попросить для него свободы, но одновременно хочу, чтобы он тоже знал, что за механизмы ворочаются в моём мозгу, так что я просто набираю в грудь воздуха и принимаюсь отвечать, с жаром и отчаянием ведьмы Средневековья, которой дали высказаться перед всепожирающим костром инквизиции.