Подойдя ближе, я могу увидеть его глаза. Там видны раны, которые постепенно заживают и рубцуются. Переживший сильные чувства умирает, чтобы воскреснуть и больше никогда не любить, не ненавидеть, а просто радоваться жизни. И я вижу такого перед собой. Воскресшего и обновлённого. И отравленного.
По ту сторону купола и правда мониторит кучка религионеров; двое даже держат плакаты. Не могу на это смотреть. Они словно ждут, пока он перестанет сопротивляться, а потом, словно стервятники, причастятся от мертвечины.
Мне в голову закрадывается идея.
Я выскальзываю из своей бреши в ущелье и превращаюсь в келенкена – гигантскую вымершую птицу. Немного напряжения – и готово седло с уздечкой. Думаю, мой план собьёт с них спесь. Буквально.
В самом деле – в таком «притоне» так много потенциальных идиотов, которые могут не проверить, хорошо ли привязаны их ездовые средства…
Так в моей памяти появляется одно из самых лучших воспоминаний: я сбиваю этот балаган словно партию кегель, и, не сбавляя хода, мчу прочь, не давая им опомниться.
И плевать, что по возвращении я порядком настораживаю Тварь Углов, поскольку не могу отдышаться от хохота. Пусть недоумевает – этого того стоило!
– Так… Ну ты… Женщина, успокойся! – почти что рявкает мой гость, устав от того, что я никак не прихожу в себя, – Твоя четвероногая, слепая и немая разобрала покупки и пошла их ныкать, сверившись с инструкцией.
– Восхитительно, – киваю я, а потом шёпотом спрашиваю, – Как по-твоему, она всё ещё дуется?
– Вообще, когда я видел её в последний раз, она с энтузиазмом укрепляла силовое поле, вкапывая эти твои новомодные штучки… Что, стыдно?
– Обе виноваты, – уклончиво отвечаю я, – Я должна была уделять ей больше внимания.
– Тогда не откладывай, – предлагает Тварь Углов, – Действуй прямо сейчас.
Я приблизительно знаю, где она. Так и есть. Она на пустыре, пристраивает один из усилителей рядом с деревом.
– Хорошая мысль, это надо закрепить, – хвалю я. Голем тут же вскакивает, загораживая растение.
– Я не трону. Обещала ведь… Знаешь, оно красивое. Немного напоминает магнолию… Как считаешь?
Нет ответа. Что ж…
Я чувствую возмущение в пространстве и иду проверить, в чём дело.
Это оружие. Нет. Это самое необычное оружие из всех, что я видела.
Оно похоже на японскую нагинату, только лезвие сделано из половины верхней челюсти Мигрирующего. Оно щетинится, словно гарпун, и, стоит сделать взмах, пространство вокруг начинает испуганно свистеть. Как и всякому оружию, такой красоте нужно имя. И я быстро нахожу его.
– Нарекаю тебя Поющая Погибель, служи мне верой и правдой, – торжественно провозглашаю я, целуя древко. По дороге нахожу скрытую резьбой кнопку, при нажатии на которую на другом конце нагинаты выскакивают зубки нижней челюсти Мигрирующего. Просто потрясающе!
Может, и так, а из его упаковки торчит белый листочек. Взглянув на это, я немедленно разворачиваюсь и иду к Голем.
– Я сегодня была у Селины и Денизо, – бодрым голосом сообщаю сестре я. Реплика молчит, и лишь усердно рыхлит почву возле своего саженца.
– Ладно. Это от Селины. Я оставлю здесь. Прочти, если хочешь. Я буду в Шпиле, на своём ярусе.
Спустя какое-то время я слышу шлепки босых ног по ступенькам. А потом попадаю в объятья.
– Классное стихотворение, а? – ерошу её волосы я, пытаясь скрыть наплыв чувств, – Это Перси Биши Шелли, если я не ошибаюсь… Да, определённо он, с этим «Сливаются все друг с другом, – / Почему же ты не со мною?» – моя рука ласково гладит русую голову. Голем поднимает ко мне свой лицевой диск.
– Прости, что вела себя как последняя тупица. Мне тоже горько и больно. Я не хотела убивать лучшее во мне… в тебе… в нас. Я больше не буду. Пусть растёт. Однажды оно станет большим и красивым деревом, а?
Сестра согласно виляет хвостом и замирает, обратив внимание на нагинату и на открытый шкаф.
Там переливами ртути мерцает ещё одно гениальное творение Селины – доспехи из метеоритного стекла. Кажется, что они затаились, словно неведомый хищник, который только и ждёт, пока его выпустят на волю. В место, где царит боль и смерть. Поле боя.
Голем прижимается щекой к моему бедру.
– Я тоже этого не хочу. Но мы вынуждены. Если сюда прорвутся религионеры – от нашего дома не останется ничего. Они уничтожат всё, что связано с нами. Ибо мы неправильные. За рамками их узкого понимания. А потому нам надо сражаться. Что есть сил. Не бойся, я защищу тебя. Всё будет хорошо. Найдём новое место и начнём сначала.
«Там будет красиво?» – наконец, решается отозваться Голем.
– О, да. Мы отыщем самый лучший уголок вирта.
«И там зацветёт дерево»
Признаться, это мне в голову не приходило.
– Да, наверняка зацветёт, если ему будет комфортно.
«Это магнолия. Я думаю, что ты права и это правда магнолия» – признаётся Голем.
– Магнолии крепкие деревья. Они пережили динозавров. И мы переживём. Ради нас. Ради носителя. Ради города и ради дерева.
«И ради него?»
– Да… – в моём голосе сквозит сомнение, но всё же я отвечаю, – Да, и ради него. Пусть будет так.
Мы обе протяжно вздыхаем и потом молча пялимся в полумраке шкафа.