Игра с химерами (СИ)

– Восторг! – хвалю я, – И как?

– С твоей помощью.

– Ясно… А где Голем?

– Я отправил её собирать лечебные травы. Она бы только мешала и путалась под ногами.

– И то верно… Так и каков план? – я подавляю поистине гигантский зевок, по ощущениям совсем недалёкий от рекордного среди усталых особей моего вида.

– Чтобы добраться до этих ран, я должен вскрыть уже имеющиеся. Ты даже не представляешь, сколько будешь мне должна!

– Погоди о долге, – морщусь я, ощущая какой-то смутный подвох, будто кутёнок, узревший открытый мешок, – Что ты хочешь сделать?

– Разозлить тебя. Картон и мел, пожалуйста. Большой картонный стенд, ага… – он возится рядом с моим правым боком и с кряхтением облокачивает своё творение на ближайшую кучу бардака, – Вот тебе модель.

Силуэт напоминает мужскую фигуру.

– Что я должна с этим делать? – уточняю я.

– Выскажи ему всё, что накипело.

– Сидя на коленях?

– Ох уж этот принцип равенства! – ворчит Тварь Углов, быстро перегибая свой авторский стенд, – Вот. Теперь вы оба на коленях. Давай, говори. А я буду вскрывать твои раны.

Я протестующе молчу.

– Ну же, выскажи всё этому козлу!

– Ещё раз назовёшь его козлом – и я оторву тебе голову, – предупреждаю я, – Он вовсе не козёл… Он баран. Сказочно упрямый. И складывается такое ощущение, что только по отношению ко мне, – я смотрю на рисунок Твари Углов и чувствую изменения в своём состоянии, – Ведь зачем смотреть на ситуацию моими глазами. В самом деле – гораздо проще не понимать и отгородиться от меня. Увидеть, что я не претендую и уважаю его территорию – и создать свод правил исключительно для меня. Чтобы та, которая не причинит зла, держалась подальше на всякий случай. Будто об меня можно испачкаться. Заразиться неведомой болезнью. Или – упаси небеса! – влюбиться в меня. Это страшнее всего: проникнуться чувствами к человеку, желающим остаться честным с тем, кого любит!.. Агкх, тише ты там!! Это больно!

– Я вытащил один коготь, продолжай, – вдохновляет меня Тварь Углов, выбирая наиболее перспективную рану и раскапывая носом слои кожи.

– Сюрприз намного лучше, чем открытый человек, – я морщусь от боли, упираясь ладонями в пол, – Ведь это интересно, всё это молчание и недосказанность! И вдруг в итоге бинго, а? Вдруг удастся вытащить ужа из мешка с гадюками и восхититься собственной проницательностью?! Проклятье, как больно!!

– Ещё, не останавливайся, осталось восемь.

– Восемь?!.. Да, я гадюка. Настоящий чистокровный габун. Быть может. Но только потому, что я сильная, – я снова поднимаю глаза на картонную модель, – Сильная, слышишь? Упрямая! Меня тяжело подмять под себя… а-а-а-а-А! Не так резко!!

– Прости. Не отвлекайся.

– Я в жизни никого не принижала – и не собираюсь принижать тебя! Если тебя коробит, что в некоторых вопросах я умнее – это твои пробле… Агкх!

– Шесть, терпи!

– Я не потерплю… Не потерплю, чтобы мне говорили: «Слушайся», я уже не ребёнок! – я перехожу на стон, вовремя сжимая зубы. Такое чувство, что Тварь Углов вырывает когти из ран напрямую, без учёта их потрясающе крутого изгиба.

– И вообще: что за проблема, чёрт возьми, если я являюсь полноценной зрелой личностью и требую равных прав с мужчиной?! Почему я не могу быть свободной?! Неужели я гораздо лучше смотрюсь в нелепом цыплячьем садке, нежели на воле? – после этой фразы я разражаюсь длинной бранной тирадой, поскольку извлечение очередного орудия пытки вызывает волну обжигающего спазма.

– Ты в порядке?

– Сколько ещё? – цежу я сквозь сжатые челюсти.

– Четыре. И не смей ныть, сама виновата. Так что вон, уперься в своего милого и позволь мне делать свою работу.

– Эх… А знаешь что? Ты просто боишься. Да. И не отрицай, я чувствую. Ты просто никогда не встречал никого похожего на меня. В твоём мире не существует таких женщин, а когда ты смотришь на меня – ты ухаешь в пропасть… Хватит! Я больше не могу!!

– Три. Ещё три.

– Ты… – я тяжело дышу, царапая плитку ногтями, – Не понимаешь, что я чувствую! Ты не ощущал ничего подобного, не любил, презрев все различия и недостатки! Но ты сладострастно ждёшь, пока сам отравишься этим ядом и начнёшь ходить за чьей-то тенью, не находя покоя ни днём, ни ночью, думая, где она и с кем, жалко скуля под её окнами… Гр-р-р! – я почти превращаюсь в волка и клацаю зубами у самого носа Твари Углов, но он отскакивает, а мне в раны попадает шерсть, и я скрючиваюсь от многочисленных обжигающих прикосновений к изодранной плоти.

– Видимо, и правда больно, раз тебя так корёжит, – ни сколько не обидевшись, возвращается на прежнее место мой лекарь, – Эти два засели глубже всех, возможно, мне понадобится несколько попыток, так что просто переходи на монолог и громко ори, если невтерпёж.

Я хочу сделать глубокий вдох, но не могу. В надорванном горле заявляет о себе лёгкое першение. Я выпрямляю спину, чувствуя, как с лопаток вниз бегут вязкие реки.

– Я ничего не просила. Не хотела. Не заказывала эту любовь!

Рывок.

– … «Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто от неё, бросается на шею».

Рывок. Коготь скрывается в своём убежище под хлюпанье крови и гноя.