Игра с химерами (СИ)

Следующий скачок швыряет меня в снег. Я одна, в лесу, и, судя по всему, заблудилась. За мной идут, и я чувствую это спиной, чувствую глубоко зарытой в гены сенсорной дугой, наследием рыб. Это ужасает и восхищает одновременно.

Мне придётся обернуться. Иначе я умру в незнании того, что же меня убило.

Это волчица. Очень большая, с лобастой головой. В её пасти висит щенок, из бока которого торчит стрела. Её дитя убило моё племя. Она знает и отомстит. Непременно. Она должна. Это не займёт много времени: я ребёнок и у меня нет оружия. Она бережно кладёт холодеющее тельце на снег. Зарывает передними лапами, не спуская глаз с человечьего детёныша, замершего от животного ужаса. Потом подходит и берёт девочку в зубы, удерживая за капюшон сшитой из оленьих шкур куртки. И несёт прочь из мира, оцепеневшего от холода. Прочь от смерти. Прочь от людей.

Когда девочку находят, совсем одну, она помнит, как стоять на задних лапах и лопотать на нелепом человечьем языке. Но что-то изменилось. Повзрослев, она вырезает из кости кулон в виде волка. И больше не сгибается перед обстоятельствами. Сражается за свою правду до последнего. Отвоёвывает право выбирать, кого любить. Не верит в предрассудки и предсказания по перьям и камешкам. А ещё она охотится. Терпеливо и осторожно, выслеживая добычу днями. Когда ломается копьё, когда теряется в глубоком снегу нож – она бросается вперёд и выгрызает то, что хочет, выцарапывает ногтями, а её карие глаза загораются жёлтой предрассветной луной.

У неё рождаются дети, и, кажется, что эта ветвь носит безумие, впитанное с волчьим молоком.

Ужасные волки вымирают; их вытесняют люди и шакалы с койотами. Потомки девочки, потерявшейся однажды в лесу, вымирают тоже. Их не получается посадить на цепь, ведь они либо перегрызают ошейник, либо разрывают при попытке горло. Они встают, как бы ни била их жизнь, и пока одомашненные льстят и жмутся к дому, снова и снова выворачивают всё своё существо в небо, к далёким равнодушным звёздам.

Мечтатели и сумасшедшие. Волчье молоко, расплёсканное по человечьим столетиям.

Сколько раз они находили путь сюда, в вирт? Сколько из них становилось четыре лапы с криком «Вот и я! Это точно я!». Сколько из них бежало по Пустошам с развевающимся от восторга языком? Кажется, я вижу их. Огромную стаю, разных мастей, грациозных и коренастых, пушистых и короткошёрстных, волков и волчиц разных поколений, идущих ко мне, возле меня и сквозь меня. Я храню их песни в своей крови, в каждой клеточке тела. Они шагают по ткани неба, переливчатой и ворсистой, словно потёртый бархат, прыгают и играют, обращаются в людей – и вот они уже танцуют, полностью обнажённые, благословенное и проклятое племя, ныне почти уничтоженное и раздавленное за своё нежелание льстить и лицемерить. За умение говорить правду, ныне бесполезное, как весенняя грязь вперемешку с прелыми прошлогодними листьями. Их время заканчивается, их стало слишком мало, и я – одна из крошек, время которой тоже тикает. Надеюсь, однажды я умру в доброй памяти, чтобы вспомнить их напоследок.

А пока я бросаюсь к ним, и все вместе мы начинаем плясать, словно выжившие из ума дервиши, выстукивая пятками громовые раскаты и неистово воя пронзающим и бодрящим северным ветром.

Человечество слишком долго вынимало нас, словно занозу из задницы. И – чёрт подери! – это было весело. О нас спотыкались, ломали зубы и охрипляли голоса. Тщетно. Мы танцуем! Смотрите, если хочется, если же нет – проваливайте!

Я хохочу до слёз, до скрипа в челюсти, и со смехом что-то уходит прочь.

Больше я не одинока. Больше нет, ни единой секунды своей жизни. Все они расплёсканы во мне.

И, ещё даже не очнувшись, я понимаю, кому обязана этим видением.

– Спасибо, приятель, – шепчу я в округлое ухо кетцаля, – Выходит, ты ещё древнее, чем я предполагала. Тебя придумали первые примитивные млекопитающие. Кем ты был для них? Врагом или другом, или просто непостижимой тенью? Они росли – и ты увеличивался в размерах, пока не стал тем, чем есть сейчас… Да?

Слепой глаз делает круг по орбите, и моё транспортное средство негромко гудит в ответ.

– Мне пора идти, – я ласково глажу величественные морщины. И тут вижу.

Закончились. Холмов больше не видать.

========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Отпечатки ==========

Таким странным названием неофициально принято наименовать тех людей, которым посчастливилось остаться в вирте, отделившись от своего носителя. Также их называют Заплутавшими, однако название неточно, поскольку многие из них сделали выбор осознанно.