Игра с химерами (СИ)

Слухи о твоём путешествии на кетцале достигли Диса. Внезапно ты стала у нас желанным гостем, как-никак, ты от религионеров драпала. Так что Вельз не возражает, если ты будешь заглядывать время от времени. В связи с этим у нас с ним перемирие, быть может, я ещё выдрессирую его на положительную реакцию… Правда, очень скоро я снова покушусь на стены города (ты меня знаешь, я не могу жить без своего творчества и ора моего дражайшего муженька).

Антилопа жива и здорова, скачет по просторам нашего мира и передаёт тебе привет. Я задумалась над тем, чтобы сделать саркозуха – очень нужен крокодил с длинными лапами. Так и вижу, как шикарно он драпает от охранников с куском плоти в широченной пасти… А ты представляешь?

Расскажи мне, как там на новом месте? Как там Голем и ваша с ней доля «священного Ничто»? В порядке ли носитель?

Скучаю по тебе и мечтаю показать список новых проектов. Готова даже переступить через себя и пошляться с тобой по нашей библиотеке. Думаю, найдём и о чём потрещать.

Полагаю, если бы Саргатан мог, он бы тоже передал тебе привет.

Целую твои прекрасные тёплые плечи.

С нежностью и восхищением,

Твоя Лилит»

После прочтения я по привычке втягиваю запах тлеющих углей, исходящий от бумаги, и принимаюсь за ответ. В лёгкий день и пишется легко… Только бы не сглазить, не хочу выполнять капризы Твари Углов. Вообще, уже сворачивая письмо в трубочку, я понимаю, что сегодня у меня перерыв, и я не намерена с ним расставаться. А потому надо валить, пока меня не нашли. Вот только…

Я снова разворачиваю ответ и добавляю: «Кстати, дорогая, у меня странный вопрос. Не знаешь ли ты демона-асуру по имени Руйн? Если знаешь, передай ему, что его до сих пор ждут в замке близ территории раттов и он до сих пор любим. Не спрашивай. Я пожизненный шиппер, ты в курсе. В любом случае буду очень тебе признательна (как и, теоретически, эти двое)».

Исполнив свой долг и проводив галку, я иду на пляж.

Сумеречное море нынче спокойно, пляжную полосу словно причесали гребешком, уложив кое-где плоские, словно блюдца, розоватые и бежевые ракушки. Правда, подойдя ближе, я замечаю вмятины на искрящейся кремниевой глазури. Метрах в десяти от берега высовывается любопытная округлая мордочка, и я узнаю своих гостей.

Пляж облюбовали шелки – тюлени-оборотни. Я узнала о них из легенд северных народов, но мне и в голову не приходило, что они могут появиться на берегу безо всякой причины. По всему выходит, что они пришли просто так.

Из воды выползает молодой самец, и, сбросив пятнистую шкурку, превращается в статного молодца с пышными усами. Его карие глаза мерцают от любопытства, это глаза весёлого и жизнерадостного существа.

– Здравствуй, – киваю я.

– Здравствуй, мононоке, дитя человека, – его усы оживлённо шевелятся. Я подхожу ближе и приветствую его как принято у животных: мы обнюхиваемся и трёмся носами. Я едва сдерживаюсь, чтобы не чихнуть, усы очень щекочут.

– Меррай, – представляется он.

– Одиннадцать. Можно Над или Кали.

– Приятно познакомиться. Признаться, неожиданно видеть дримера без одежды.

– Я не дример. Сама по себе.

– О… Это твой город? – он кивает на изгиб силового купола.

– Да. Теперь я живу здесь.

– Выходит, пляж теперь твой?

– Я не заявляла на него никаких прав. Здесь просто красивое место, и я согласна делить его с любым желающим.

– Фух, облегчение-то какое, – мой собеседник улыбается графитово-чёрными тюленьими зубами, – А то здесь очень уютно, не хотелось бы терять такой удобный уголок.

– Что привело сюда тебя и твоих сородичей? – я замечаю вокруг всё больше следов. Пока меня не было, на пляже словно танцевали румбу.

– Сородичи уже свалили, я вечно приплываю последним, – он копается в своей причудливо скроенной куртке и неожиданно для меня достаёт и внутреннего кармана мягкий клубок ангорской шерсти с воткнутыми в него костяными спицами. Увидев моё незамедлительное впадение в ступор, он почти кокетливо хихикает:

– Кто сказал, что нельзя приходить на пляж для того, чтобы вязать?

Я, выбитая из колеи, недолго мямлю что-то неопределённое, и в итоге лишь виновато улыбаюсь в ответ.

– Видишь ли, Над, – судя по его тону, мы уже знакомы несколько лет. Меррай находит себе отличное место и садится там по-турецки, отыскивая конец нити, – Чтобы показать своё неравнодушие к какому-либо человеку, шелки подбрасывает ему на порог красную вязаную шапочку. Это акт любви и нежности. Это дарение частички себя через вещь, сделанную своими руками. Да и в целом это мило… В общем, для меня настало время вязать свою шапочку, искать себе пару.

– Уже есть вариант? – интересуюсь я.

– Пока я хочу только связать. Заявить о себе, – он ловко делает петельку и начинает творить. Видимо, раньше натренировался на свитерах и шарфах. Его мастерство завораживает, и я сажусь рядом:

– Я поняла. И… что ты чувствуешь?

– Предвкушение, – без раздумий улыбается он.

– Значит, если тебе кто-то нравится, ты подаришь шапочку.

– Да, – утвердительно кивает Меррай.

– А если любовь не будет взаимной?