Игра с огнем

— Пусть мозги проветрит, — проворчал тот, бросив недовольный взгляд на дочь. Сердце невольно сжалось: Яна, видимо, замерзла, потому что натянула рукава куртки на ладони, обхватила себя за плечи и накинула на голову капюшон. Возможно, если бы она попыталась первой подойти к Максиму и извиниться, он отвез бы ее домой. В конце концов, его присутствие на поляне не обязательно. Но дочь изображала оскорбленную невинность и отворачивалась всякий раз, когда он смотрел в ее сторону. Как будто это у нее было право злиться. — Машина далеко осталась, в лесу еще темно, саму не отпущу.

Следователь покачал головой, выражая свое отношение к таким методам воспитания, но больше ничего не сказал. Выпороть ремнем по заднице, на его взгляд, было куда более действенным методом воспитания, чем эту самую задницу морозить.

* * *

Наконец к рассвету, когда труп увезли, а с осмотром поляны закончили, Максим велел Яне идти к машине, а сам пошел следом. Яна шагала впереди, по-прежнему кутаясь в куртку, ничего не говоря и не оборачиваясь. Остановилась только у машины в ожидании, когда отец подойдет ближе и откроет ее. Смотрела намеренно в сторону, словно это он в лесу резал себе руки, а не она.

Максим тоже молчал. Завел машину и медленно повел ее по Заболотной дороге в сторону города. Молчание Яны его задевало. На его взгляд, она должна была извиниться и начать разговор первой. Он в ее возрасте тоже порой совершал глупости, но всегда находил в себе силы признать ошибку, если уж она вскрывалась. Жизненный опыт и все скромные, как он теперь понимал, отцовские навыки утверждали, что ему не следует сильно ругаться на дочь. Она — подросток, все ее чувства и эмоции обострены гормонами, она видит мир только в черных и белых тонах, а потому следует как можно спокойнее обсудить с ней произошедшее, но злость глушила эти голоса. Хватит изображать из себя понимающего отца, ни к чему хорошему это в итоге не привело.

— Какого черта ты поперлась в лес ночью? — старательно контролируя голос, начал Максим, когда впереди уже показался просвет между деревьями. — Тебе что, адреналина в жизни не хватает? Я даю тебе мало свободы? Непременно понадобилось мне врать? Впечатлений мало?

Краем глаза он видел, как заходили на лице дочери желваки, и узнал в ней себя. Теперь, с выкрашенными в черный цвет волосами, она еще больше походила на него. И если раньше, когда она творила глупости, он узнавал в ней Варю, то теперь видел скорее себя.

— А какие у меня впечатления в этой глуши? — процедила Яна, глядя в окно, и Максим догадался, что она точно так же злится. Стояла несколько часов под деревом в лесу, мерзла и злилась на него. — В школу, из школы и иногда в кино? Только у нас новинки показывают, когда во всем мире они уже закончились в прокате. Раз в месяц мы ездим с тобой на мороженое в Алексеевск? Так мне уже не пять лет, чтобы считать это нормальным развлечением.

— Раньше тебе этого хватало, — оскорбился Максим, в глубине души начиная чувствовать себя виноватым за то, что произошло. Да, он все еще считал Яну маленькой девочкой, которой хватает развлечений крохотного городишки. А ведь ей пятнадцать, и она еще помнит яркую и насыщенную жизнь Санкт-Петербурга. Она отличается от здешних детей, она точно знает, что бывает по-другому.

— Всю жизнь хватать не будет, — огрызнулась Яна. — Это ты решил переехать сюда и забрал меня. Меня ты не спросил, хочу ли я здесь жить.

Максим молча проглотил комментарий о том, что забрать ее сюда было не его решением. Незачем травмировать дочь.

— А ты, значит, не хочешь?

— Не хочу!

— Ну, тебе в любом случае придется терпеть еще три года до совершеннолетия, если раньше в университет не поступишь. А если вместо учебы будешь по лесам шляться и руки резать, то не поступишь.

— Я к маме уеду! — вспыхнула Яна. — Завтра же напишу ей, и она меня заберет.

Максим внезапно рассмеялся. Громко и как-то надрывно, словно она сказала что-то настолько глупое, что даже смешное. Наверное, злость в нем все же прорвалась и облеклась в не самую удачную форму.

— Господи, Яна, открой глаза наконец! — насмешливо предложил он. — Ты уже не десятилетняя девочка, которая ничего не понимает в жизни. Тебе пятнадцать. И пусть сейчас я страшно зол на тебя, я не могу не признать, что ты умная. Так открой глаза наконец и пойми, что ты не нужна матери!

Яна полоснула его яростным взглядом, а внутренний голос тут же велел замолчать, но та самая злость не позволяла этого сделать. Даже тот факт, что уже завтра он пожалеет о своих словах, не мог его остановить.