- И еще, Афанасий Егорыч, - я подошел и тихо заговорил в самое ухо: - Надобно сделать так, чтобы никого кроме нас при допросе не было.
Воевода, почему-то тоже вполголоса, что-то пробубнил красномордому начальнику стражи. Тот в свою очередь зашептал писарю, предварительно толкнув его в бок, отчего тот мазнул пером по бумаге, оставив неприглядную кляксу.
- Чернила и бумагу оставь, - приказал я писарю, видя, что тот заграбастал с собой чернильницу. И в ответ на вопросительный взгляд воеводы развел руками и пояснил: - Расписочку о неразглашении тебе, воевода, написать все же придется. А заодно и протокол допроса собственной рукой составишь, дабы светлейший узрел твое радение.
Не успели красномордый с писарем скрыться за дверью, как через противоположный вход ввели Савелия. Двое угрюмых стражников с саблями наголо крепко держали гвардейца за локти. Руки его оказались связаны за спиной, глаза затравленно зыркали по сторонам, борода всклокочена, в волосах желтели соломинки.
- Напраслину на меня возводят, боярин, - бросил он, заметив меня. – Не убивал я лекаря. Я же подле тебя был все время.
- Можете быть свободны, - кивнул я на дверь стражникам.
Те непонимающе вылупили глаза, то ли не уразумев, что я имею ввиду, то ли соображая, стоит ли мне подчиняться.
- Пошли вон! – перевел на понятный им язык воевода, и мужики скоро покинули помещение.
Продолжая играть великого конспиратора, я поочередно подошел ко всем дверям и, резко открывая их, убедился в отсутствии любопытных ушей. Не обнаружив подслушивающих шпионов, вернулся к воеводе и, предложив ему сесть за стол, начал диктовать текст расписки. Было видно, что лично скрипеть пером тому доводилось нечасто – высунув кончик языка и то и дело вытирая со лба выступающий пот, тот медленно выводил на удивление ровные буквы.
- Так, отлично. Теперь здесь подпись и число, - мой палец ткнул в нижний правый край листа. – Ну вот, теперь можно приступить непосредственно к делу.
Я взял со стола перочинный, в полном смысле этого слова, ножик и подойдя к гвардейцу перерезал веревки на его руках.
- Садись, - указал ножиком на лавку. – Рассказывай.
- Что рассказывать-то, боярин?
- Все рассказывай – где был, чем занимался с того момента, как меня вчера подстрелили, кто может подтвердить.
- Дык, не был я нигде, - растерянно пробормотал Савелий. - Подле тебя неотлучно находился.
- И ночью никуда не выходил?
- Единожды только и вышел по нужде.
- Кто-то видел, как ты выходил?
- Дочка воеводы Полина Афанасьевна как раз из светелки своей выходила. Она может подтвердить. И еще кто-то из холопов дрова в избу заносил, - с готовностью сообщил Савелий, не понимая, что указал на нежелательных свидетелей.
Я бросил взгляд на воеводу. Тот внимательно слушал, забыв о своей обязанности вести протокол допроса. Может, оно и к лучшему, что забыл.
Снова обратился к гвардейцу:
- Когда последний раз видел лекаря Илью?
- Лекаря-то? Дык, как он твою голову перебинтовал, так и ушел. Более не видел я его. И не убивал я…
- Погоди, - поднял я руку ладонью вперед, осаживая вскочившего арестанта. – Ты с лекарем о чем-либо разговаривал? Может, ссорились или спорили, о чем?
- Да и о чем же мне с ним спорить, боярин? Он же лекарь, а я солдат.
- Отвечай по существу! – прикрикнул для порядка на гвардейца.
- Не было промеж нас ни ссоры, ни спора какого. Нешто я буду лекарю перечить? – снова не сдержался бедолага. – Он как наказал тебе покой обеспечить, да еще сказал, чтобы бульон куриный обязательно сварили – от удара головы помогает, так и ушел.
- То и я слышал, - подал голос воевода, - про бульон-то.
- Так я ж и не видел больше Илью, - Савелий переводил взгляд то на меня, то на воеводу и произнес на этот раз тихим поникшим голосом: - Не убивал я лекаря.
Мне было искренне жаль парня. Жаль, несмотря на то, что это он той злополучной ночью под руководством Алексашки накинул мне на голову кафтан и постоянно отвешивал тумаки, пока меня, связанного, вели к князю. И будь на то княжеская воля, снес бы Савелий мою голову сабелькой, не задумываясь, а может, и испытал бы даже некое удовлетворение. А мне вот его жаль. Вот такое я дитя цивилизованного века.
- Я тебе верю, Савелий, - моя рука легла на плечо гвардейца. В его глазах вспыхнула надежда, но я продолжил: - Однако моей веры мало. Твою невиновность необходимо доказать.
- Как же доказать-то? – вопросил воевода.
- Очень просто, - я повернулся к нему. – Необходимо найти настоящего убийцу.
В помещении воцарилось молчание. Лишь гул огня да потрескивание дров в жаркой печке нарушали тишину.
- Как же его найти-то? – на этот раз спросил гвардеец.