Игра с судьбой (продолжение темы "Рекрута")

   Нависшие над Евлампием Алексашка и Федор довершили моральное давление. При чем, неизвестно чья физиономия внушала больший страх: злобная русобородая харя Меньшикова, или поросшая модной в моем мире трехдневной щетиной ухмыляющаяся рожа Басманова. Обрядить бы боярина в спортивный костюм - вылитый браток из старых фильмов времен распада Советского Союза.

   В общем, Евлампий как-то сразу сломался и заговорил. Не то, чтобы принялся говорить без остановки, сдавая всех и вся, но на задаваемые Петром Алексеевичем вопросы отвечал без лишних понуканий и довольно подробно.

   Оставив вход под присмотром гвардейца, сгребаю в кучу солому и присаживаюсь к стенке в качестве слушателя. Но стоило только расслабиться, как сказывается экстремальное напряжение последних суток. А тут еще и тихие голоса звучат убаюкивающе. Так и сижу, то проваливаясь в дрему, то заставляя себя с усилием выныривать из нее и прислушиваться к разговору.

   Однако кое-что все же отложилось в голове. Я узнал, что Евлампий Савин, сбежав от правосудия, подался к крымскому хану. Благодушно приняв подельника, хан не дал тому долго бездельничать. Генерал получил под командование казачью тысячу, присягнувшую османскому султану. В нее входил сброд, выгнанный с родной вольницы своими же собратьями-казаками за различные преступления. Многие и вовсе бежали от справедливой расправы, подобно самому генералу.

   За десять лет Евлампий много раз ходил вместе с крымчаками в набеги на русские селения. Во время неудачной попытки турецкой армии оттяпать под руку Османской империи часть русской земли, предатель лишился почти две трети своей шайки. При этом пополнения практически не прибывало. Среди казачьей вольницы произошел окончательный раскол - основная часть присягнула русскому царю, часть ушла на службу в Европу, часть, возглавляемая неким молодым атаманом, поступив на службу к османскому султану, была переправлена на Африканский континент, где империя делила что-то с Египтом. Вольницы как таковой практически не осталось.

   Во время этой-то войны и встретился Евлампий с младшим из князей Голицыных.

   Ночью полки Русской армии в результате неожиданного стремительного марша окружили часть крымской орды, в составе которой находился и генерал с остатками казачков-изгоев. Крымчаки, бросив обоз и собравшись в единый кулак, хоть и с огромными потерями, но смогли прорваться и уйти в степь. С ними ушла и часть казаков, ведомая, кстати, сотником Чинигой.

   Евлампию не повезло. Он с полусотней головорезов, коих именовал личной гвардией, был окружен и зажат в небольшом овражке. Когда последний телохранитель пал от русской сабли, предатель бросил клинок и, подняв руки, опустился на колени. Знай солдаты, кого берут в плен, так, может, и зарубили бы тут же. Но о событиях десятилетней давности помнили лишь старослужащие. Да и те не все знали в лицо генерала-предателя.

   Петр же Голицын, под началом которого был один из полков, сразу узнал друга молодости, так глупо попавшегося на пособничестве людокрадам. Как увидел, так виду не подал, отвернулся и ушел прочь. Вечером же повелел надежным людям привести пленника в шатер. Там и сговорились бывшие дружки о взаимовыгодном сотрудничестве на благо их обоих.

   После полуночи люди Голицына проводили Евлампия за пределы русского лагеря, дали двух лошадей и отправили с богом.

   Месяц назад прибыл от Петра гонец с распоряжением и подробной инструкцией по устранению зарвавшегося молодого князя, успевшего получить титул Светлейшего, а именно тезки младшего Голицына - Петра Нарышкина.

   В одном из порубежных лесков ватагу ( а как еще назвать этот сброд?) Савина, насчитывающую теперь едва две сотни, поджидали возы с русским пехотным обмундированием и документы, предписывающие некоему воинскому подразделению следовать в определенный район.

   Выйдя к месту засады, тщательно подготовились и, не видя смысла торчать здесь постоянно, ушли к расположенному в десяти верстах заброшенному имению разорившегося боярина Жукова, который подался осенью в столицу. Это место так же было предусмотрено планом, и в имении бандитов поджидали запасы провизии. Располагалось местечко вдали от другого жилья. Две ближайшие деревеньки были сожжены прорвавшейся в начале войны сотней крымчаков. Именовавшие себя атаманами сотники Чинига и Горобец по наказу генерала строго следили за тем, чтобы хлопцы вели себя тихо. Да и не с чего шуметь-то было. Горилки не было - насчет этого командиры строго проверили каждого еще в начале предприятия. Каких либо селений, чтобы совершить лихой набег малой компанией в тайне от остальных, тоже поблизости не было. Приходилось маяться от безделья, согревая душу думками об обещанном солидном вознаграждении за успешно проведенное дело.