Рядом, кроме привычно офигевшего пана Чиниги, никого нет. Однако по всей обширной поляне бродят не менее десятка вражеских солдат. Поэтому решаю поскорее вернуться в сарай. Уж теперь-то с таким заложником шансов на освобождение всяко больше.
Но вот же незадача, как только делаю попытку захлопнуть за собой дверь, в нее тут же вцепляется, выпучив глаза, вислоусый.
- Це ж пан генерал, - бормочет Чинига, словно бы пытаясь меня образумить. - Вин же мине голову снесет.
- Да? Ну, заходи и ты, - отпускаю дверь, вовремя схватив за шиворот потерявшего равновесие пана, и запихиваю его вслед за генералом в темноту сарая. Там чье-то, скорее всего Алексашкино, хэканье сливается с глухим ударом.
Наконец-то закрываю дверь, приветливо махнув остановившейся троице бандюков, среди которых узнаю незадачливого Панаса.
Опять ничего не вижу в темноте. Только слышу возню и усердное сопение - пленники вяжут пленителей.
Пытаюсь сообразить, как запереть дверь, но ничего в голову не приходит - открывается наружу, значит изнутри не подпереть, а вместо ручки используется какой-то косой сучок.
К сараю подходят. Судя по звуку шагов, несколько человек. Стук в дверь.
- Пан Чинига, - слышится чей-то встревоженный голос. - Вы там, чи не?
- Нет его тут, - отвечаю раздраженно. - Они с генералом через другой вход ушли.
- А-а, - понятливо протягивает голос за дверью, но тут же понятливость сменяется недоумением: - Через який другий? Це хто гутарит? Пан Чинига, вы здесь?
Дверь пытаются открыть, но я, вцепившись в заменяющий ручку сучок, упираюсь ногой в косяк.
- Панас! - ору, вспомнив, что видел знакомое лицо. - Панас!
- Чого? - парень действительно оказывается рядом.
- Пан чинига наказал, чтобы ты встал у дверей и никого не впускал, покуда они с генералом не выйдут. Понял?
Снаружи начинают о чем-то переговариваться. В голосах сквозит явное сомнение. Похоже, никто не заметил, как я бросил генерала, иначе действовали бы решительнее.
- Ну что там? - оборачиваюсь к товарищам, продолжая удерживать дверь.
- Алексашка малость перестарался, - отвечает князь. - Не можем Савина в чувство привести.
- А Чинигу?
- Этот вроде стонет, - теперь говорит Федор.
Глаза уже вновь привыкли к темноте, и я вижу, как боярин склонился над вислоусым. После пары звонких пощечин пленник задергался, засучил ногами. Судя по открывшемуся рту, хотел было заорать, но внушительный кулак, нежно приплюснувший нос, пресек необдуманный поступок.
Растолковав Чиниге, что от него требуется, поставили его у дверей, развязав руки, но привязав за ногу, чтобы не ощутил лишней свободы. Один из гвардейцев упер ему в спину ствол трофейного ружья. Все остальные, дабы не мозолить лишний раз глаза, снова рассредоточились по обеим сторонам от входа.
Федор еще раз интересуется, понял ли пан, от чего зависит его жизнь, и тоже отходит в сторону.
Наконец-то отпускаю дверь, толкаю ее ногой наружу и скрываюсь в тени, глядя под ноги на освещенный пол сарая, чтобы дать глазам привыкнуть к свету.
Вислоусы молчит. Из темноты слышится многообещающее покашливание. Гвардеец сильнее вдавливает ствол в спину пленника.
- Мы-мыкола, - мычит Чинига.
- Чого?
- Вже все зробыли, шо я накозав? - в голосе пана наконец-то проявляются командирские нотки. - Чи шо?
- Дык, о це...
- Шо, о це?! Зробыли, чи шо, я пытаю? Чи ты вже став атоманом и будешь мэнэ пытати, о моих заботах? Чи шо?
- Дык... Як же... - слышится сконфуженный голос. - Во ций Панас казав, шо...
- А-а. так то Панас ныне атаманом став? О це дило. О це добре. А я як же? Мэнэ можно отдыхаты? - похоже пан Чинига разошолся не на шутку. - А ну геть уси готовиться. Панас, стой тут. Да никого не пускай. Уразумив? Зачиняй двери.
Сарай снова погружается во мрак.
Вот и зачем приучал глаза к свету? Опять ничего не вижу., кроме трех, изгибающихся по присыпанному соломой полу, тоненьких лучиков, проникающих сквозь доски дверей.
- Очнулся гнида, оповещает голос одного из гвардейцев о пришедшем в чувство генерале.
Пана Чинигу снова связывают и помещают до поры в компанию к его подчиненным. Те тоже уже пришли в себя, но лежат молча, после увесистого аргумента, коий предъявил им для наглядности Меньшиков.
- Долго ж ты, Евлампий Афанасич, змеиная твоя душонка, прятался, - подсел к генералу князь. - Чего ж выполз-то вдруг? Али правосудия перестал страшиться? Кто-то заступничество пообещал?
- Не тебе, сосунок... - не закончив реплику, пленник скрючился и замычал от резкого удара под ребра.
- .Пойми, Евлампий Афанасич, - продолжил Светлейший, потирая ушибленный кулак. - Нам для того, чтобы уйти отсюда, хватит и этого атомана. А вот твоя жалкая жизнь зависит только от того, согласишься ли ты поведать обо всем, что здесь творится и подтвердишь ли все это в столице. А ежели ты намереваешься лишь попрекать меня молодостью лет, так я по своей малолетней горячности могу тут же и живота тебя лишить.
Замолчав, князь вынул из ножен конфискованную у генерала саблю и принялся демонстративно рассматривать, опробовав остроту клинка на снятой с плеча пленника соломинке.