Игра (СИ)

Гермиона тревожно оглядывается на Гарри, но он пожимает плечом, все так же продолжая глядеть Малфою прямо в глаза. Бояться его? Это просто смешно.

Какое-то время Гермиона растерянно топчется между ними, явно не решаясь уйти.

— Я прошу, — с нажимом добавляет Малфой.

Послав ему напоследок многообещающий взгляд, Гермиона все же уходит, и они остаются вдвоем. Гарри кажется, или Малфой именно это искал?

— Поттер…

Гарри с удивлением видит, что высокомерный Малфой чем-то сильно смущен, смущен чуть не до слез. Казалось бы, за эти семь лет Гарри видел его уже всяким, но вот таким — несмелым и неуверенным — первый раз.

Гарри молчит, — он почти всегда молчит последнее время, — не мешая ему говорить.

— Мэнор… разрушен, — Малфой сглатывает, словно каждое слово дается ему с трудом, и Гарри молча кивает, показывая, что понимает. Чему удивляться? У них у всех разрушена жизнь.

— Я хотел… тебя… попросить… — он говорит очень медленно, так, словно выталкивает слова из себя.

Гарри приподнимает бровь в немом вопросе, словно не зная, дождется ли окончания, и Малфой внезапно решается, словно прыгая в холодную воду:

— …Чтобы ты помог мне. Восстановить.

Недоумение. Недоумение у Гарри такое, что глаза широко распахиваются сами собой. Он растерянно разглядывает пунцовые щеки, поникшие плечи, прикушенную губу и длинные нервные пальцы, сжимающиеся в кулаки. Вопросы вспыхивают в голове, пересекаются, бьются друг с другом.

“У тебя нет домовых эльфов, Малфой?” “При чем тут я?” и “Что думает твой папаша?”. Но из всех на волю вырывается только один, самый правильный:

— Почему?

Сложный вопрос, вмещающий в себя сразу все. “Почему именно я?”, “почему ты этого хочешь?” и даже “что ты задумал, Малфой?”

Но тот, словно уже решившись на отчаянный шаг, смело глядит ему прямо в глаза. Так, словно понимает — возврата не будет. И эта решимость ему очень идет. Ему идет всё, Гарри давно это знает.

— Чтобы ты мог в нем остаться.

Гарри все равно не может понять, поэтому безучастно ждет продолжения и молча глядит на пунцовое то ли от холода, то ли от смущения лицо. А еще рассеянно думает, что тот красив даже сейчас. И что хорошо, что Малфой не может читать его мысли.

— Остаться со мной.

Гарри по-прежнему не улавливает смысла сказанных слов, слишком он привык ждать от Малфоя подставы. Но в серых глазах безнадежно борются такие надежда и страх, что даже до Гарри наконец-то доходит. И эта правда такая, от которой звенит в голове. Теперь вопросов внутри уже столько, что они сливаются в один неразборчивый ком.

Не может… Он просто не может.

— Надолго? — губы не слушаются от страха, что он мог все неверно понять.

Но он видит, что и Малфой напуган не меньше него, что его упрямые губы, в которые Гарри впился глазами, ожидая ответа, тоже двигаются замедленно, будто во сне.

— Навсегда.

Словно обжегшись этим словом, Гарри вскидывает глаза, жадно шарит взглядом по его лицу, в надежде убедиться, что все правильно понял. А Малфой пытается улыбнуться ему, но от волнения только тревожно кривится краешком рта, и сейчас Гарри по-настоящему им околдован. Пусть он национальный герой, но он бы никогда не посмел первым, вот так.

Гарри так пристально и так долго его изучает, что малфоевское лицо накрывает мрачная тень. Чтобы прогнать ее, Гарри поспешно возвращает ему недо-улыбку и первым шагает к нему, чувствуя, как его наконец-то отпускает осенняя муть.

А дальше — туман. Шершавая ткань, замерзшие руки, его пряный запах, смешанный с запахом осеннего леса. И как в омут — легкое прикосновение губ.

— Я согласен, Малфой.

Как сложно сказать только это, — удержать в себе “согласен на всё”. Но Гарри и так не в силах выдержать столько счастья в туманных глазах. В груди все горит, и чтобы остыть, он смотрит вниз: их пальцы сцеплены наскоро, но сплетены уже так, что не разорвать. Гарри зачем-то еще крепче сплетает замок и гладит, гладит чужую кисть большим пальцем, не может остановиться. Старательно изучает все выступы и ложбинки, обещая, знакомясь, пытаясь согреть. Малфой еле слышно вздыхает, сжимая его руку в ответ, и Гарри неожиданно понимает, что наконец-то нашел то, что искал. Ведь дом — это не место, дом — это люди. А иногда даже просто один человек.