Два года назад жена Егора Топтуна, Анисья – ее в деревне считали ведьмой – уловила молодого барина в свои женские сети, и теперь Александр чувствовал вину перед ее мужем, ведь тот служил ему преданно и верно и обещал взять на свои плечи заботы о хозяйстве не из желания выслужиться перед барином или, пользуясь случаем, приворовывать, а потому, что барину нужно исполнять цареву службу, тем более что уже и война началась – поганые турки опять поднялись на православных.
Слава Богу, и Анисья, потерявшая сначала голову, нашла силы взяться за ум, как ни мало его в бабьей голове, да и Александр тоже зарекся от греха. Правда, четырнадцатилетняя дочь Анисьи, грациозная и пугливая Фенюшка, вдруг лишилась сна и покоя и поняла, что ей жизнь не в жизнь без молодого барина. Но тут уж Александр держался настороже и не поддался чувствам, которые могут заставить забыть и об отречении Анны, и о шатающихся тронах, и о масонах всех мастей. По крайней мере на время.
Правда, сменить старосту оказалось не так просто. Аким Серый давно приметил, что молодой барин не крут характером, а потому, узнав о своей отставке, явился в имение и попытался разжалобить Александра. Бессвязный рассказ о многолетней службе и старых выдуманных заслугах, неурожайных годах и злых наветах сельчан и прочее вранье не вызывал веры, но был так надоедлив и утомителен, что Александр согласился оставить Акима при должности.
Когда через день об этом узнали в деревне, мужики, а больше бабы, собрались у жалкой избенки Акима и потребовали ответ за вранье молодому барину. Аким, опытный в такого рода словесных перепалках, возможно, и выкрутился бы. Но на свою беду он неосторожно задел солдатку Авдотью, заметив ей, что чья бы корова мычала, а ее бы молчала, уж, мол, кто-кто, а она поимела с Акима.
Авдотья, не мало потерпевшая от посягательств Акима, никогда толком не оправдывавших женских надежд, услышав такое от пакостника, не спустила такой наглости, схватила греховодника за оставшиеся у него на затылке волосенки и поволокла по улице с криком: «Тащите его к барину». Тут же явились помощники и вскоре Акима привели на барский двор, награждая при малейшей возможности пинками, тумаками и весьма чувствительными толчками под ребра.
День для Акима выдался неудачный. Александра не оказалось дома, и суд взялся вершить его верный слуга Тришка. Он, после смерти майора Нелимова, уже успел почувствовать себя фаворитом молодого барина и считал, что для укрепления своего авторитета допускать послабления нельзя и что строгость – первейшее дело.
К тому же Тришка, в отличие от Александра, хорошо знал настроение заполенцев и их нужды и чаяния. Поэтому он, пользуясь отсутствием барина, распорядился высечь Акима, отпустив ему для начала пятьдесят розг.
Вышла небольшая заминка – розг в запасе не оказалось, заготовка их требовала времени, а откладывать процедуру никто не захотел. Тришка тоже руководствовался известной пословицей «отклад не идет на лад» и заменил пятьдесят розг двадцатью «горячими» – то есть ударами обыкновенной плетью. Инструмент тут же сыскали, Акима препроводили на конюшню и сразу же нашлись желающие толково и умело исполнить приговор.
Получив двадцать ударов плетью, Аким попытался опять доказывать свою правоту, и Тришка тут же назначил ему еще двадцать пять «горячих». После них Аким повинился, объявил, что в своей неразумной гордыне дерзнул не внять гласу мира, то есть крестьянской общины, как пояснил бы значение этого слова В. И. Даль, знаток живой разговорной крестьянской речи.
На следующий день Аким явился в барскую усадьбу. Спина, заботливо смазанная гусиным салом, не давала ему забыть наставление односельчан. Поэтому Аким, в силу привычки говорить пространно и убедительно, разъяснил барину, что невзирая на свои многочисленные старые заслуги, многолетний опыт и знания крестьянского многотрудного ремесла, он, много подумав, пришел к мысли, что не гоже противиться мнению мира, потому как мир велик, а он, Аким, в сравнении с ним малейшая, можно сказать, ничтожная букашка, муравей, и мал, яко соринка в оке Господа, и, в силу всего сказанного, слагает с себя обязанности старосты.
Не без труда выпроводив восвояси не умолкавшего ни на минуту Акима, Александр записал выражение «мал, яко соринка в оке Господа», чтобы при случае передать этот словесный перл барону Дельвигу как мысль для очередной элегии, стихотворения, как известно, наполненного грустью и даже скорбью по поводу нашего незавидного удела в этом неизмеримо огромном мире, поражающем иногда ум человеческий своими необъятными просторами, расстояниями, течением времени и прочими величинами.
На этом наведение порядка в хозяйстве имения успешно завершилось. И хотя порядок действительно восстановился, но результат в денежном исчислении от этого последует не скоро, так как доходы от ведения землепашества привязаны ко временам года и заметны только по осени.