Игра теней

— Замечательно, — улыбнулся Дубровин. — Я позвоню перед выездом.

— Все, до встречи. Работай и пока выбрось меня из головы, — тихо произнесла Даша.

— Ты считаешь, что это возможно?

— Вполне, ты ведь как-то жил эти три недели, — закинув сумочку на плечо, Даша махнула рукой. — Все, до вечера.

— Даша! — Дубровин окликнул ее в последний момент.

— Что?

— Скажи честно, ты бы действительно стала танцевать?

— Без комментариев, — лукаво улыбаясь, ответила Даша.

Она поспешно вышла из кабинета и оказалась в длинном коридоре. Она в таком волнении следовала за Стасом, что сейчас совершенно не могла понять, куда ей нужно идти. Благо в одном конце коридора показался молодой мужчина, и Даша поспешила ему навстречу.

— Простите, я ищу выход. Вы мне не поможете? — мило улыбнулась она, но в ответ увидела удивленное лицо, совершенно лишенное приветливости.

— А как вы сюда попали? — его гулкий бас окончательно сбил Дашу с толку, но возвращаться к Дубровину она не хотела. Это было еще одно маленькое представление, которое она задумала разыграть.

— Как попала? Может быть, если я представлюсь, у вас с лица исчезнет эта жуткая неприязнь?

— Попробуйте.

— Дарья Дубровина, — чуть запрокинув голову, надменно произнесла Даша. — Дубровина.

— Простите, — его голос стал еще более глубоким, низким. Не глядя ей в глаза, он сделал легкий кивок. — Прошу прощения. А теперь соблаговолите следовать за мной.

— Бог мой, какой высокий стиль! — иронично заметила Даша, но мужчина промолчал. Он решил больше не вступать в разговор с женой хозяина. У самого выхода он помог ей, придержав вместо охранника входную дверь. — Всего доброго.

— Хорошая танцовщица? — удивленно спросил охранник своего шефа.

— Танцовщица?

— Ну да. Она пришла по объявлению.

— Вот черт, попался, как последний идиот, — недовольно пробурчал мужчина, нервно застегнув все пуговицы пиджака. — Сучка, обвела, как пацана! Попадется она мне. Не завидую!

Охранник ничего не понял. Он только пожал плечами, глядя вслед помчавшемуся по коридору шефу. Пожалуй, за полгода работы в этом заведении это был первый раз, когда он видел на его строгом, застывшем лице выражение, отличное от надменного презрения ко всему миру.

Марина посмотрела на часы: скоро пора домой. Загуляли они. Но на улице так здорово, что никак не хочется уходить. Лидочка с удовольствием копала маленькой лопаткой пушистый снег. Улыбаясь, поглядывала на маму, щурясь от яркого снега. Она тоже ждала улыбки в ответ, но в последнее время мамино лицо оставалось грустным, а обращаться к ней приходилось по нескольку раз. Мама словно была далеко-далеко, хотя до нее можно было дотронуться рукой, и сейчас она задумчиво смотрела куда-то вдаль, совершенно не обращая внимания на то, как ловко Лидочка управляется со снегом.

— Мама! — Лидочка подошла к Марине и, запрокинув голову, посмотрела на ее отрешенное лицо. — Мама! Мам, я тебя зову!

— Да, дорогая, — откликнулась Марина, приседая к дочке. — Что, холодно?

— Нет. Просто ты совсем не обращаешь на меня внимания.

— Тебе показалось.

— Тогда почему у тебя такое лицо?

Марина вздохнула и струсила снег с рукавичек Лидочки. Как ей было объяснить, что у нее так тяжело на душе, что даже любимая малышка не приносит радости. Грешно думать так, но она ничего не может с собой поделать. С каждым днем все труднее с привычной для дочки улыбкой склоняться над ее кроваткой и улыбаться, приветствуя начало нового дня. Не получается притворяться, к тому же детей не обманешь.

— У тебя глаза не смеются, — говорила Лидочка, внимательно вглядываясь в мамино лицо.

Что ей ответить? Марина отводила взгляд. Она и сама понимала, что превратилась в молчаливое, медлительное и равнодушное ко всяким проявлениям жизни существо. Она теперь словно и не жила вовсе. Дышала, ела, пила, кое-как общалась с Лидочкой, а внутри все умерло. Остановилось сердце, замерла душа. С того самого дня, как Сергей собрал вещи и переехал к родителям.

Он вернулся на следующий день после выписки Марины из больницы. Лидия Павловна привезла внучку и помогла невестке соорудить обед. Поводов было два: выздоровление Марины и возвращение Сергея из командировки. Свекровь суетилась, стараясь справиться с волнением. Будто и позади все, но она переживала за Марину, к которой относилась, как к родной дочери, беспокоилась за малышку, тосковавшую по родителям.