Игра в бары

Перли явно доверял мне и, казалось, не прятал в рукаве ни одной карты. Я был тронут. А когда официант принес счет, и Перли, настаивая на оплате его пополам, во время спора обронил замечание о том, что городские ищейки пока не умирают, с голоду, я окончательно убедился в его честности, потому что знал, какое у них жалование. Он был отлично осведомлен о том, что моя платежеспособность, если учитывать даровое проживание в доме Вульфа, раза в четыре превышала его возможности, и не собирался принимать подарки от какого-то плутократа. Тогда мне пришлось заявить, что, поскольку я его пригласил и на карту поставлена моя честь, вопрос об оплате снимается с повестки дня.

Мы вышли вместе. Он двинулся к западу, а я на Леонард-стрит. Мне предстояло заняться Фомозом или Питкином. Дорогой я проголосовал за Питкина.

15

В пять часов субботнего утра я сидел в кабинете на Леонард-стрит, изучая бумаги из папки. Питкина отпустили домой получасом раньше из другого помещения. Комната, в которой находился я, предназначалась для хранения документов, а отчет в моих руках касался передвижений Джоя Брукера вечером четверга после его ухода от Вульфа. Точность некоторых утверждений Брукера вызывала сомнения, и я пытался отыскать зацепку, позволившую бы говорить о том, что ездил он вовсе не домой в Бруклин, а к Саре Джеффи или Дафни О’Нейл.

Внезапно чей-то голос произнес:

– Эй, Гудвин, легче на поворотах!

В комнате сидели еще помощник районного прокурора и два клерка, разбиравшие бумаги, голос принадлежал помощнику прокурора. Я зевнул. При том, что я действительно спал на одну треть, смешно было притворяться, будто я в состоянии читать.

– Внизу есть комната с диваном, – сообщил кто-то из них. – Сейчас там никого нет. Сегодня суббота.

Я бы заплатил миллион долларов, лишь бы очутиться в постели, и потому отказался. Взамен я встал и объяснил, что пойду ненадолго прогуляться. Но сделал по-другому. Уже ступив на тротуар, я с удивлением обнаружил, что на улице светло. Утреннее солнце помогло мне разогнать сон и вернуть точность зрения. Скоро я поймал такси и назвал шоферу хорошо знакомый адрес.

Тридцать пятая Восточная улица была пустынна, когда я, расплатившись с водителем, выбирался из машины. Парадную дверь, очевидно, закрыли на цепочку, и я, вместо того, чтобы подняться на крыльцо, спустился по четырем ступенькам к черному ходу и позвонил. Сигнал должен был раздасться в кухне и в комнате Фрица. Послышались шаги и возня у двери. Фриц обозрел меня через глазок и только потом открыл.

– Великий боже, – промолвил он, – ты ужасно выглядишь.

Я объяснил, что забежал именно исправить внешний вид, извинился за беспокойство и поднялся наверх. Мимо кабинета я прошел, даже не заглянув в него, проник в свою комнату, принял душ, побрился и переменил одежду на чистую. В результате я стал выглядеть либо лучше, либо нет, но самочувствие улучшилось значительно. Снизу до меня донеслось движение на кухне, и я прошел туда. Фрид надевал передник.

– В чем дело? – спросил я. – Сейчас только половина седьмого.

– Апельсиновый сок через две минуты, завтрак – через десять.

– Я ухожу.

– Сперва поешь.

Я подчинился. Фриц составил мне компанию, сидя на табурете и зевая во весь рот. Неожиданно он заметил:

– Это становится традицией.

– Что именно?

– Ранний завтрак. Вчера немного позже, чем сегодня, я подавал Вульфу и Саулу яйца-пашот.

Моя рука, несущая к губам блины, замерла на полпути.

– Что ты делал?

– Подавал Вульфу и Саулу яйца-пашот.

Я положил блин куда следовало и медленно разжевал его. Саул Пензер выглядел хуже, а работал лучше любого сыщика, о котором мне когда-нибудь приходилось слышать. Он был настолько хорош, что мог трудиться в – полном одиночестве, получая больше, чем всякий другой. Когда Вульфу требовалась помощь, его выбор в первую очередь падал па Пензера. Мы сотни раз прибегали к его услугам.

Я небрежно спросил:

– Саул, значит, работает за меня?

– Понятия не имею. О делах Саула мне ничего не известно.

Слова Фрица не вызывали сомнения. Очевидно, ему велели говорить со мной только о раннем завтраке с Саулом, и ни о чем кроме. Я не стал тратить энергию, вытряхивая из него остальное: мне уже случалось так поступать и все безрезультатно.