Игра в бары

– Итак, сотни лет сокол летал от хозяина к хозяину, как футбольный мяч, пока в 1911 году не попал к греку по имени Харилаос Константинидес. Он-то и проследил историю сокола, выяснив, что тот представляет собой в действительности. Все, что вы сейчас услышали, я узнал от него.

Но Харилаос не спешил обратить свою находку в деньги. Ему нравилось просто обладать бесценным сокровищем. Не исключено, что он ждал случая связаться с теперешними наследниками старого ордена Иоаннитов: англичанами, немцами или мальтийцами.

Толстяк поднял бокал и, увидев, что он пуст, снова подлил себе, а заодно и Спейду.

– Вы хоть немного мне верите? – спросил он, добавляя содовую из сифона.

– Разве я говорил, что не верю?

– О нет, – усмехнулся Гутман, – просто вид у вас недоверчивый. – Он плюхнулся обратно в кресло, отпил порядочный глоток и вытер рот платком. – Так вот, однажды я прочел в «Таймсе», что Харилаос убит и ограблен. Уже на следующий день я примчался в Париж. – Он трагически покачал головой. – Сокол исчез, сэр. Я был потрясен. Просто не верилось, что грек рассказал о нем еще кому-то, кроме меня. И я решил, что вор похитил фигурку вместе с другими вещами, не понимая ее истинной ценности. Ибо, уверяю вас, сэр, человек, знающий, что это за вещь, даже не притронулся бы к другим предметам.

Толстяк смежил веки, с удовольствием улыбаясь собственным мыслям, и продолжил:

– Это произошло семнадцать лет назад. Все эти годы я потратил на поиски сокола и наконец нашел его. Я мечтал о нем, а отказываться от своих намерений не в моем обычае.

По-прежнему широко улыбаясь, он открыл глаза.

– Да, мечтал и нашел. Я обнаружил сокола у русского генерала Демидова в предместье Константинополя. Он понятия не имел, что это за птица. Для него она была просто лакированной игрушкой. Но несмотря на то, что сокол не представлял для него никакой ценности, он из русского упрямства отказался его продать. Возможно, я проявил излишнюю настойчивость в своем желании завладеть фигуркой и в страхе, что глупый генерал начнет интересоваться ее историей. Тогда я послал к Демидову своих людей. Они похитили сокола, но я его так и не получил. – Толстяк поставил пустой бокал на стол и добавил напыщенным тоном: – Но рано или поздно я до него доберусь. Позвольте ваш бокал.

– Значит, сокол никому из вас не принадлежит, – заметил Спейд. – Только генералу Демидову?

– Принадлежит? – весело переспросил толстяк. – Тут, сэр, можно было бы сказать, что его хозяин король Испании, но я не представляю, у кого есть право владеть им, разве только у самого сильного. – Гутман усмехнулся. – Сокровище переходило из рук в руки многие века, и никто не сумел его удержать.

– Короче, сейчас хозяйка сокола – мисс О’Шонесси?

– Нет, разве что, как мой агент.

– О! – иронически произнес Спейд.

Гутман, задумчиво глядя на откупоренную бутылку, вздохнул:

– Стало быть, птица у нее?

– Да.

– Где конкретно?

– Точно не знаю.

Толстяк с громом поставил бутылку на стол.

– Но ведь вы утверждали, что вам все известно.

– Я имел в виду, что выясню в свое время.

Толстые щеки Гутмана порозовели, и он счастливо улыбнулся.

– Правда?

– Да.

– Каким образом?

– Это моя забота.

– Когда?

– Когда буду готов.

Толстяк наклонился вперед и с легким беспокойством спросил:

– Мистер Спейд, где сейчас мисс О’Шонесси?

– В моих руках, в безопасности; пока я вывел ее из игры.

Гутман одобрительно хмыкнул.

– Я вам верю, сэр. А теперь ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: как скоро вы сможете или, если угодно, как скоро будете готовы достать сокола?

– Через пару дней.

Толстяк кивнул.

– Нормально. Мы… Но я совершенно забыл о гостеприимстве. – Он снова смешал виски с содовой, один бокал подвинул Спейду, а свой поднял. – Предлагаю тост за удачную сделку, сэр.

Они выпили, и Спейд поинтересовался:

– А что вы считаете удачной сделкой?

Гутман подержал свой стакан против света, любовно разглядывая его, отпил очередной солидный глоток и ответил:.

– У меня есть два отличных варианта, сэр. Выбирайте. Либо вы получаете двадцать пять тысяч долларов после того, как достаете сокола, и еще двадцать пять, едва я попадаю в Нью-Йорк. Либо я плачу вам двадцать пять процентов от реальной стоимости предмета, но несколько позже. Подумайте, сэр: почти немедленно пятьдесят тысяч или гораздо больше, ну, например через пару месяцев.

Спейд отпил виски и спросил:

– Больше на сколько?

– Очень на много, – подчеркнул толстяк. – Кто знает? Может, сумма составит сто тысяч или четверть миллиона? Поверите ли вы, что я называю минимальную цифру?

– Почему бы и нет?

Толстяк облизал губы и привычно понизил голос:

– А что вы скажете, сэр, о половине миллиона?

Спейд прищурился.

– Выходит, вы думаете, что вещица стоит два миллиона?

– Почему бы и нет? – вторил детективу солнечно улыбающийся толстяк.

Спейд прикончил виски, отодвинул стакан в сторону, сунул в рот сигару, опять вытащил ее, осмотрел и снова зажал в зубах. Глаза его потускнели.

– Это дьявольская прорва денег, – заметил он.

– Да, – согласился Гутман. – Но учтите, что я назвал минимум, ибо в противном случае покойный Хари-лаос Константинидес – отъявленный идиот.