«Я пишу это, потому что за последние три месяца после переезда в Роули жизнь моя пошла прахом. Элис от меня ушла. В это странное заведение меня отправили на какие-то курсы для дилетантов, а после моего возвращения Хартфорд позаботится лишить меня места.
Ясно, что полиция подозревает меня в убийствах. Жизнь моя, как я понимаю, кончена. Начать новую? Невозможно.
Но хочу, чтобы все знали правду. Я повел себя глупо, лгал полиции, но не совершал никаких преступлений. Меня кто-то преследует.
Я хочу написать все, что знаю о деле Олбрайт. На допросе я говорил чистую правду. Луизу Олбрайт я почти не знал. Проводил до дому и поцеловал, не больше. Узнав о других случаях с девушками, полиция меня заподозрила, и напрасно. Ничего я не знаю о письме, отпечатанном на моей машинке. Не могу объяснить. Но говорил я одну чистую правду.
До вечера пятницы.
В пятницу я вернулся домой и не нашел Элис. Немного выпив, обошел дом и пошел в подвал взглянуть, забрала ли она чемоданы. Чемоданов там не было. На том месте, где они лежали, бетонный пол потрескался и осел. И воняло. Ковырнув рассыпавшийся бетон, я нашел труп.
Чей это был труп, как туда попал, сколько там лежал? Понятия не имею. Но я перепугался. Чувствовал, что от него нужно избавиться. За мной следили, снаружи стояла полицейская машина. Придя, могли найти труп и арестовать меня.
И я взял лом и выкопал ее — яма оказалась мелкой и плохо забетонированной. Уложил в багажник, накрыл мешком и ее тряпками, валявшимися в яме. Поехал на болота, остановился, засунул труп в бурьян и забросал листвой и ветками.
Была это женщина. К ее смерти я не имею никакого отношения. Пока еще ее не нашли, но, разумеется, когда-нибудь наткнутся, рано или поздно. И снова возьмутся за меня. Я этого не вынесу.
И почему это случилось со мной?
В конце письма было нацарапано:
«Полиция здесь. Осматривает машину. Я больше не могу».
Монсер поднялся, вытирая пот со лба.
— Да, он отгулял свое, это точно. Ну что, признался, небось все выложил?
— Нет.
— Но как же так? Чего ж он повесился? И еще на таком чудном галстуке.
Полинг взглянул на тело.
— Не знаю…
Брилл тоже посмотрел на то, что было Полем.
— Проблему можно решить и так…
Понедельник, двенадцать тридцать. Боб Лоусон довольной улыбкой встретил Брайана Хартфорда.
— Садись, Брайан. Я рад, что ты нашел для меня минутку. Тебе должно быть интересно, что Джой Фиддик уже вне игры. Их интересы переменились. Точнее, мы заключили с ними соглашение, по которому получаем доступ на американский рынок. Начнем работать в Штатах по-крупному. Понадобятся большие затраты, конечно, но игра стоит свеч. Ты себе это представлял не так, а?
Отпираться не было смысла.
— Не так.
Теперь он ждал вполне определенных выводов, но ошибся. Видимо, сочтя, что победителю позволено быть великодушным, Лоусон предложил ему повышение и расширение полномочий — все руководство американским проектом. Хартфорд предложение тут же принял.
Иногда противника нужно уничтожить, но часто лучше подкупить. Боб Лоусон настолько был доволен собой, что набрал номер доктора Уинстенли и условился о визите.
Понедельник, четырнадцать тридцать. Хэзлтон, войдя в кабинет Плендера, захлопнул за собой дверь. Выглядел он неважно.