Игра в Джарт

Он обрел любовь, и с тем смятенная душа его успокоилась, ибо любовь – та сила, что движет миром, а души подобны танцорам или воинам, призванным в войско – те, которые узнают друг друга, объединяются, а те, которые не узнают друг друга, расходятся. И основа сотворения мира – любовь. Бог сотворил весь мир, как движение любви, танец и битву, и все в мире, любое движение, все узы и нити, все мечты и дороги, ведут к любви.

И, если бог есть на свете, то и бог есть любовь.

Это Гроссмейстер понимал теперь со всею ясностью.

– Так мы убьем его? Убьем? – нетерпеливо спросила Гвен. – Давай убьем его, Рю? Ну, же! Убьем?

– Может, лучше поймаем? Если мы убьем его, он перестанет быть огнедышащим, – сказал Гроссмейстер, и, нахмурив брови, серьезно пояснил: – Потому что перестанет дышать, понимаешь? Велика ли радость от дохлой свиньи? А пленить такое чудище будет нам честью!

Девица его с неудовольствием взглянула на него.

– Если ты вдруг не заметил – я меч. Не книга, не свеча, не колокол. Меч! Я могу убить его – и только. С прочим же разбирайся сам.

Гроссмейстер почесал затылок.

– Ты ведь и соколом оборачивалась, скажешь – нет? А, раз так…

Ему, по правде говоря, просто нравилось препираться с ней. Слышать ее голос. Видеть ее милое, злое, чумазое личико. Он был рад, что она не осталась навеки в облике меча. Нет, он бы и с этим примирился, была бы она только рядом, но он был рад.

– Не время спорить, – оборвала его Гвен, указывая вниз. – Ашрас.

Проследив ее движение, он с ужасом увидал как жеребец, отважный его приятель, заложив уши, танцующим боевым шагом прет прямо на вепря.

– Ах, дурачок! – воскликнул Гроссмейстер в сильнейшем волнении. – Гнусный подсвинок обожжет ему ноги, а то и располосует еще брюхо клыками! Что ж, раз так, давай и мы тогда потанцуем, моя милая. Убьем его!

«Убьем!..» – отозвалась и душа его, соединившись с душою демона в его кровожадной радости, сплетаясь с нею, как сплетаются в одно полотно разноцветные нити.

Он сжал рукоять меча, мгновение наслаждаясь тем, как ладно легла она в ладонь, как обжигающая, странная сила побежала от клинка в крови, словно по жилам его струилась теперь не кровь, а ясная, чистая, алая музыка ярости, и, дольше не мешкая, ринулся в бой.