Сегодня об этом уже речи нет. И хотя свободой слова и печати в Китае по-прежнему и не пахнет, зато нет идеологических кампаний прежних времен и налицо более высокий стандарт жизни и более высокая культура. Однако тот же вопрос, который я задала Дэну, у людей старшего поколения вызывал совершенно иную реакцию: «Пока наверху сидят соратники и последователи нашего «папаши» (имеется ввиду, конечно же, Мао Цзэдун), ничего путного не построить! А нынче и уровень коррупции значительно выше, и цензура значительно жестче…».
«В 1989 году, – считает Ли Вэн Чжун, инженер-технолог из Пекина, – реформы зашли в тупик. В Китае на спекуляциях начали делаться состояния: деньги вкладывались не в какой-нибудь реальный сектор экономики, а именно в спекуляции. Пользуясь разницей цен, скажем, на сталь в разных провинциях, многие люди, используя связи и служебное положение, на бумаге покупали ее и перепродавали. В таких поступках оказались замешаны и дети различных крупных партийных чиновников, богатевшие на глазах. Именно тогда возникло широкое социальное движение, имевшее целью лишить коммунистов власти и демократизировать общественную жизнь страны. Десятки миллионов людей (я и моя жена в том числе) вышли на улицы в разных городах Китая с лозунгами протеста, с требованиями ввести в стране многопартийность и свободные выборы. Дальнейшее известно всем. После того, как Дэн Сяопин подавил выступление, убив в Пекине сотню-другую людей, хаос в стране был предотвращен. В те дни мы все ненавидели его, а сейчас я думаю: «Какой же он был мудрый и дальновидный. Если бы тогда поступил иначе, к власти пришли бы такие же как у вас молодые демократы-реформаторы, и сегодня мы имели бы то, что имеете вы в России, вплоть до распада страны».
«Вэн, – говорю я, – но ведь жертв было значительно больше, и западная печать, и многие китайцы говорят о нескольких тысячах убитых. Да, конечно, их расстреливали не на площади Тяньаньмэнь. Они были убиты на прилегающих улицах…». «А ты знаешь, что к моменту начала выступлений у их организаторов в карманах имелись иностранные паспорта? Из них-то никто не погиб, они-то все давно в Америке!» – парирует мой собеседник. Такая точка зрения весьма популярна в Китае. Подобные рассуждения в дальнейшем довелось слышать не раз – и от совсем молодых, и от пожилых, и от людей среднего возраста. Во всяком случае, приоритет благосостояния большинства членов общества над демократией в западном понимании этого слова совершенно очевиден и широко декларируется.
Работать, работать и работать…
– Вот если бы нашей стране такой уровень образованности населения, какой есть у вас, – вздыхает Дэн, – все бы пошло значительно быстрее. Но нам приходится мириться с тем, что имеем, и работать, работать… Конечно, мы, китайцы, не такие работоголики, как японцы, но, считаем, что находимся на третьем после них и Южной Кореи месте в этом списке.
Любой иностранец, фланирующий по улицам Пекина и отличающийся по внешности от аборигенов, рискует быть остановлен просьбой: не могли бы вы поговорить со мной по-английски?.. Таким незатейливым способом молодые китайцы пытаются практиковаться в языке, который сегодня является для них наиболее вожделенным. И хотя знают его пока не очень, популярность от этого не уменьшается: названия улиц и перекрестков, магазинов и гостиниц, ресторанов и кафе, музеев и парков, словом, буквально все, что можно надписать, в китайских городах обязательно дублируется на английском. Впрок. В школах изучение русского языка, как иностранного, заменено на обязательное изучение английского. И самый большой интерес из всех стран мира современный китаец испытывает к Америке. Если спрашиваешь: «Отчего так?» – отвечает искренне: «Но ведь это самая богатая страна!».
И все-таки с английским языком, несмотря на обязательное обучение в школах, у большинства китайцев проблемы. Исключение составляют, конечно, научные работники, для которых это знание жизненно необходимо.