Настоящий сон происходил в промежуточном состоянии, когда ему казалось, будто он проснулся, хотя по-настоящему он еще не просыпался; чтобы об этом говорить, нужно оперировать понятиями иных измерений, убрать такие категории, как видеть во сне
и проснуться, которые ни о чем не говорят, и попытаться переместиться туда, где снова будет дом его детства, гостиная и сад, и все необыкновенно четко и ясно, и цвета такие, как бывают, когда тебе десять лет, красное — такое красное, синее, как в ширмах из цветного стекла, зеленое, как листва, как аромат, запах и цвет, которые ощущаешь одновременно и зрением, и обонянием, и на вкус. Только во сне гостиная в два окна, которые выходили в сад, была одновременно и комнатой Маги; забытое местечко в предместье Буэнос-Айреса и улица Соммерар без усилий слились воедино, не наложились одно на другое и не присоединились друг к другу, но образовали единый сплав, без всякого усилия устранив возможные противоречия, и появилось ощущение, будто ты у себя, будто обрел нечто главное, как бывает в детстве, когда ни на секунду не сомневаешься, что эта гостиная будет всю жизнь: неотъемлемая принадлежность. И так вышло, что дом в Бурсако и комната на улице Соммерар были местом, и во сне надо было найти самый спокойный угол этого места, смысл сна, кажется, как раз в этом и был — найти спокойный угол. В этом месте был еще один человек, его сестра, которая молча помогала ему найти спокойный угол, как бывает в некоторых снах, когда человек или вещь даже не появляются, но ты знаешь, что они здесь и участвуют в твоем сне; некая сила без видимого выражения, нечто существующее или действующее благодаря присутствию, внешне не проявившемуся. И вот они вместе с сестрой выбрали гостиную как самый спокойный угол места и правильно сделали, потому что в комнате Маги нельзя играть на пианино или слушать радио после десяти вечера, а не то старик с верхнего этажа тут же начнет колотить в потолок, или соседи с пятого этажа пришлют раскосую карлицу с жалобами и претензиями. И все это без единого слова, потому что ведь сестры, как бы там и ни было, они выбрали гостиную с окнами в сад, отказавшись от комнаты Маги. В этом месте сна Оливейра проснулся, возможно, потому, что Мага провела своей ногой у него между ног. Единственное, что он ощущал в темноте, — он в гостиной, в доме своего детства, со своей сестрой, и еще ему ужасно хотелось отлить. Бесцеремонно отпихнув ногу Маги, он встал и вышел на лестничную площадку, ощупью нашел выключатель и включил подслеповатый свет в клозете, после чего, даже не потрудившись закрыть дверь, стал мочиться, держась одной рукой за стенку, стараясь не заснуть и не упасть на пол тут же, в клозете, полностью погрузившись в свой сон, и смотрел, не видя, на струю, выходившую между пальцев, которая терялась в отверстии унитаза, то и дело попадая на потемневшие фаянсовые края. А может быть, настоящий сон как раз и был в тот момент, когда он думал, что проснулся и мочится в четыре часа утра на шестом этаже на улице Соммерар, зная, что гостиная, выходившая в сад, в Бурсако, — это реальность, он знал это, как знают немногие непреложные вещи, как знают, что ты — это ты и что эти мысли твои, а не кого-то другого, и знают без удивления и возмущения, что твоя жизнь наяву — это сплошной вымысел рядом с прочностью и постоянством этой гостиной, хотя после того, как ты вернешься в постель, никакой гостиной уже не будет, останется только комната на улице Соммерар, а ты знаешь, что место — это гостиная в Бурсако с запахом жасмина, проникавшего в оба окна, гостиная со стареньким пианино «Блютнер», розовым ковром, и зачехленными стульями, и его сестрой, тоже зачехленной. Он сделал неимоверное усилие, чтобы выйти из ауры сна, отвергнуть место, которое его обманывало, он уже достаточно проснулся, чтобы иметь представление об обмане, о том, где сон и где явь, но, пока он стряхивал последние капли сна, гасил свет и тер глаза, возвращаясь с лестницы в комнату, все было в минусе, под знаком минус, минус лестница, минус дверь, минус свет, минус кровать, минус Мага. Он с трудом сделал глубокий вдох и прошептал «Мага», прошептал «Париж», кажется, прошептал «сегодня». Это прозвучало как бы издалека, из пустоты, из непрожитого на самом деле. Он вернулся в комнату, чтобы снова уснуть, как возвращаются на свое место и в свой дом после долгах скитаний в дождь и холод.(-145)
124