Игра в классики

«До появления самого значительного из романов Кортасара — „Игра в классики“ (1963) его творчество было попеременно то реалистическим, то фантастическим, но эти два направления не создали двух манер письма. Автобиографический голос боксера из „Торито“, интеллигентный голос музыковеда из „Преследователя“ — это один и тот же чистый голос. Тот же голос рассказывает, как человек превращается в маленькое водяное животное в „Аксолотле“, и описывает в „Менадах“ концерт, переходящий в жертвоприношение. Это единство идет от стиля, который точно мост перекинут через пропасть, разделяющую в испанском языке устную и письменную речь.

Эти два направления соединяются в романе „Игра в классики“, где не существует границы между реальным и воображаемым. Однако эти два мира не смешиваются, а сосуществуют таким образом, что невозможно указать черту, которая их разделяет. Погружаясь попеременно то в повседневную жизнь, то в чудо, читатель никогда не знает, в какой момент пересекает их границу. Тут все дело в легчайших переменах дыхания повествования, в едва заметном чередовании его ритмов и законов.

Действие происходит в Париже и Буэнос-Айресе, но эпизоды не перемежаются, не подчиняются один другому. Они, если можно так сказать, суверенны, и их связывает между собой только герой по имени Оливейра, загипнотизированный мнимостью современной жизни. Его поступки и мечты — это маниакальный поиск причин этой неподлинности. В Париже он ведет свое исследование среди интеллигентов, таких же, как он, париев, сходящихся в кафе „Клуб Змеи“, а в Буэнос-Айресе — среди людей, социально более интегрированных.

Роман „Игра в классики“ — это открытое произведение со многими дверьми, которые могут служить и входом и выходом, как заблагорассудится читателю. Книгу можно читать двумя способами: „традиционным“ (в этом случае в роман войдет только половина его страниц) и другим, применять который нужно с главы 73, продвигаясь вперед зигзагообразно, согласно указаниям автора. Эти два возможных (и не единственных) способа чтения дают начало разным книгам, ибо, помимо автора и читателя, есть третий герой, чья роль настолько же решающа, насколько неожиданна, для правильного понимания романа. Этот „герой“ занимает целую треть романа и зовется культурой. Кортасар собрал ряд чужих текстов, которые выступают как полноправные главы, так как в сопоставлении с этими стихами, цитатами, газетными вырезками эпизоды меняют перспективу и даже содержание. Культура в ее самом широком понимании ассимилируется, таким образом, художественным повествованием как динамический элемент, который действует внутри повествуемого. Среди современных романов „Игра в классики“ — это, без сомнения, одно из произведений с наиболее оригинальной структурой».

«Мнимость жизни…» В этом — исток кортасаровского романа и связь с первым романом Нового времени — с «Дон Кихотом» Сервантеса.

Коснусь еще одной проблемы, имеющей к примечаниям прямое отношение. Речь пойдет об именах ряда персонажей «Игры в классики».

Прежде всего — Орасио Оливейра.

Орасио — испанская форма имени Гораций. Это — напоминание и о римском поэте, и о персонаже «Гамлета», и о братьях из рода Горациев, что, одержав победу над Куриациями, положили тем самым конец войне между Альба-Лонгой и Римом. Кроме того, Орасио — это имя уругвайского писателя Орасио Кироги (1878–1937), почти всю жизнь прожившего в Аргентине. (О нем Кортасар в своих произведениях писал неоднократно и высоко ценил его творчество.) Рассказы Кироги окрашены фатализмом, их основные темы — зыбкость человеческого существования, патологическая психология (один из его сборников называется «Рассказы о любви, безумии и смерти»). Будучи тяжело больным, Кирога добровольно ушел из жизни. И возможно, попытка самоубийства Орасио Оливейры связана с самоубийством Орасио Кироги.

В основе фамилии Оливейра — слово «олива». Возникают ассоциации и с оливковой ветвью мира (а также мудрости и славы), и с евангельским Гефсиманским садом — горой олив. А в связи с темой Христа отмечу: контур невинных классиков, начертанных мелом на асфальте, напоминает, если присмотреться, крест.

Имя умершего мальчика — Рокамадур — это название городка в юго-западной части Франции. Городок Рокамадур — место паломничества, связанное с культом Девы Марии.

Уругвайку Лусию (мать Рокамадура и подругу Оливейры) в романе называют Магой (женский род от слова «маг»). Тема магии так или иначе проходит через весь роман.

Пианистке, с которой Орасио Оливейра познакомился накануне смерти Рокамадура, автор дал фамилию Трепа. Эта фамилия — омоним архаического французского слова, означающего «смерть». К тому же в числе произведений, которые «синтезировала» Берт Трепа, — «Пляска смерти» Сен-Санса.

Фамилия «старика Труя» — это фамилия французского художника-сюрреалиста Кловиса Труя (1889–1970). Сюрреализмом (и в поэзии, и в живописи) Кортасар интересовался всю жизнь.

Как представляется, уже эти «фамильные» метафоры хорошо демонстрируют тот поэтически-ассоциативный метод, каким пользовался Кортасар при работе над романом.