Читаем Игра в классики полностью

Просто невероятно, сколько всего может высыпаться из карманов брюк: мусор, часы, вырезки из газет, застарелые таблетки аспирина, лезешь в карман за носовым платком — и вдруг вытаскиваешь за хвост дохлую мышь, вполне возможная вещь. Он шел к Этьену, а сон про хлеб все еще не оставлял его, и вдруг воспоминание о другом сне возникло перед ним, как дорожное происшествие, — раз, и ничего не поделаешь, Оливейра сунул руку в карман коричневых вельветовых брюк как раз на углу бульвара Распай и бульвара Монпарнас, поглядывая в то же время на гигантскую скорчившуюся жабу в халате, Бальзак-Роден или Роден-Бальзак[864], запутанное переплетение двух враждебных спиралевидных молний, и вытащил из кармана газетную вырезку с перечнем дежурных аптек Буэнос-Айреса и еще одну, с объявлениями о ясновидящих и гадалках. Было забавно узнать, что сеньора Коломье, венгерская предсказательница (которая вполне могла оказаться одной из матерей Грегоровиуса) жила на улице Абесс и владела secrets des bohèmes pour retour d’affection perdues.[865] Ниже запросто предлагалось нечто великое: Désenvoûtements,[866] после чего объявление о предсказании по фото казалось просто смешным. Этьену, востоковеду-любителю, было бы интересно узнать, что профессор Мин vous offre le vérit. Talisman de l Arbre Sacré de l’Inde. Broch. c. 1 NF timb. B.P. 27, Cannes.[867] А как не удивиться существованию некой мадам Сансон, Medium-Tarots, predict, étonnantes, 23, rue Hermel[868] (особенно если учесть, что Эрмель был, кажется, зоологом, имя у него в самый раз для алхимика), или потешить свою латиноамериканскую гордость коротким и емким объявлением Аниты, cartes, dates précises,[869] Жоана-Жопеса (sic!) Secrets indiens, tarots espagnols,[870] a также мадам Хуаниты, voyante par domino, coquillage, fleur.[871] Надо было обязательно сходить с Магой к мадам Хуаните. Раковина, цветы! Но не с Магой, теперь уже нет. Маге бы очень захотелось узнать судьбу по цветам. Seule MARZAK prouve retour affection.[872] Но какой смысл возвращать то, чего не было? Это и так понятно. Уж лучше строго научный тон Жана де Ни, reprend ses VISIONS exactes sur photos, cheveux, écrit. Tour magnétiste intégral.[873] Дойдя до кладбища Монпарнас, Оливейра скатал из бумажки шарик, тщательно прицелился и послал их всех подальше, к Бодлеру, лежавшему за забором, к Девериа[874], к Алоизиусу Бертрану[875] — к людям, достойным того, чтобы им погадали по руке ясновидящие вроде мадам Фредерик, la voyante de l’élite parisienne et internationale, célèbre par ses predictions dans la presse et la radio mondiales, de retour de Cannes.[876] Че, a еще к Барбе д’Оревильи[877], который сжег бы их всех на костре, если б мог, а также, ну конечно же, а также к Мопассану, а может, к Алоизиусу Бертрану, как узнаешь, если ты по эту сторону забора.

Этьену показалось нелепым, что Оливейра пришел доставать его в такой ранний час, хотя в то же время он ждал его, чтобы показать три свои новые картины, но Оливейра, не успев войти, тут же сказал, что над бульваром Монпарнас висит великолепное солнце и надо воспользоваться случаем, а оттуда пойти в больницу Неккера[878], чтобы навестить старичка. Этьен тихо выругался и запер мастерскую. Консьержка, нежно их любившая, сказала, что оба они похожи не то на мертвецов из могилы, не то на пришельцев из других миров, из чего они заключили, что мадам Бобе читала научную фантастику, и это показалось им большим достижением. Придя в кафе «Курящая собака», они взяли по стакану белого вина, обсуждая, могут ли сны и живопись быть эффективными средствами в борьбе с НАТО и другой бубонной чумой нынешнего времени. Этьену не показалось особенно странным, что Оливейра собирается навестить незнакомого ему человека, оба считали, что это вполне удобно, и т. д. У стойки бара какая-то сеньора восторженно описывала сумерки в Нанте, где, как она говорила, живет ее дочь. Этьен с Оливейрой внимательно выслушали набор слов, состоящий из: солнце, ветерок, живая изгородь, луна, сороки, покой, хромоногая, Господь Бог, шесть тысяч франков, туман, рододендроны, старость, здрасте, я ваша тетя, небесный, чтоб не забылось, горшки с цветами. После чего они полюбовались на мемориальную доску с надписью: «В ЭТОЙ БОЛЬНИЦЕ ЛЭННЕК ОТКРЫЛ АУСКУЛЬТАЦИЮ[879]», и оба подумали (и сказали об этом вслух), что аускультация — это, должно быть, какая-то змея или саламандра, укрывавшаяся в больнице Неккера, за которой, бог знает почему, гонялся по запутанным коридорам и подвалам, пока не настиг ее, задыхающуюся, ученый молодой человек. Оливейра навел справки, и они направились к палате Шоффар, второй этаж, направо.

— К нему, наверное, никто не ходит, — сказал Оливейра. — И вообще, может, это просто совпадение, что его зовут Морелли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее