Игра в классики

За минуту, необходимую на то, чтобы решиться сказать «нет» и слинять из кафе вместе с гаитянской негритянкой, подружкой приятеля швейцарского врача, он представил себе этот сюжет и поставил себя — как же иначе — в положение жертвы. Когда кого-то вешают, кто бы он ни был, тут добавить нечего, но если этот кто-то знает (а тонкость, возможно, и состояла в том, что ему заранее об этом сказали), что камера запечатлеет каждую его предсмертную гримасу и его конвульсии, чтобы доставить удовольствие любителям из будущего… «Как бы трудно ни было это вынести, я никогда не стану таким равнодушным, как Этьен, — подумал Оливейра. — Суть в том, что я не могу отделаться от неслыханной мысли, что человек создан совсем для другого. И значит, тогда… все это жалкие приспособления, чтобы постараться пролезть в игольное ушко». Самое плохое, что он равнодушно рассматривал фотографии Вонга, потому что пытали не его отца, уже не говоря о том, что со времен пекинской операции прошло сорок лет.

— А знаешь, — сказал Оливейра, обращаясь к Бэбс, которая вернулась к нему после стычки с Рональдом: тот настаивал на том, чтобы послушать Ма Рейни, пренебрежительно отозвавшись о Фэтсе Уоллере.[141] — Просто невероятно, какими мерзавцами мы иногда можем быть. О чем думал Христос перед сном, лежа в постели, че? Допустим, ты улыбаешься, и вдруг — раз, и твои губы превращаются в мохнатого паука.

— О-о, — сказала Бэбс. — Горячечный бред, только не это. В такой час.

— Все это поверхностно, детка, все на уровне ощущений. Вот послушай, в детстве я все время ссорился со старшими членами семьи, с сестрами и прочим генеалогическим мусором, и знаешь почему? Так и есть, из-за всякой ерунды, но еще из-за того, что для этих сеньор уход из жизни, как они выражались, любого жителя их квартала, вообще любое незначительное событие было намного важнее событий на фронте или землетрясения, унесшего десять тысяч жизней, и так далее. Иногда чувствуешь себя настоящим кретином, таким кретином, что ты, Бэбс, и представить себе не можешь, потому что для этого надо прочесть всего Платона, разнообразные труды отцов Церкви, классиков, всех до единого, и, кроме того, узнать все, что нужно узнать сверх познаваемого, и как раз тогда доходишь до полнейшего кретинизма, до того, что с утра пораньше готов кидаться на свою малограмотную мать и злиться, зачем она так скорбит по причине смерти какого-то там русского, жившего на соседнем углу, или чьей-то троюродной племянницы. А ты говоришь ей о землетрясении в Баб-эль-Мандебе или о наступлении в Вардар-Инге[142] и хочешь, чтобы она, бедная, переживала по поводу уничтожению трех четвертей абстрактной иранской армии…

— Take it easy, — сказала Бэбс. — Have a drink, sonny, don’t be such a murder to me.[143]

— На самом деле все сводится опять к тому же: видишь только то, что хочешь видеть… Вот скажи мне, ну какая необходимость в том, чтобы изводить старушек своим подростковым пуританством вонючего кретина? Че, что-то мне скверно, братишка. Пойду-ка я домой.