Игра в классики

Однако было незаметно, что Оливейра собирается и дальше вмешиваться в разговор Маги и Грегоровиуса, который бормотал никому не нужные извинения. Куда внимательнее он прислушался к голосу Вонга, который предложил сварить всем кофе. Очень крепкий и горячий, по рецепту, который он узнал в казино Ментоны. Клуб единодушно поддержал это предложение аплодисментами. Рональд любовно поцеловал этикетку на пластинке, круг завертелся, и он осторожно опустил иглу. На какой-то момент мощная энергия Эллингтона увлекла их за собой волшебной мелодией трубы, тут и Бэби Кокс,[157] и, как бы между прочим, нежное вступление Джонни Ходжеса,[158] крещендо (ритм за тридцать лет стал жестче, тигр постарел, но сохранил упругость) колеблется между напряженностью ритма и свободой звучания одновременно, маленькое непостижимое чудо: swing ergo,[159] — я существую. Прислонившись к эскимосскому ковру, глядя на пламя зеленых свечей сквозь рюмку водки (то же самое, как смотреть на рыб на набережной Межиссери), можно было запросто подумать, что это и есть та самая реальность, о которой Дюк бросил пренебрежительную фразу: It don’t mean a thing if it ain’t swing,[160] но почему рука Грегоровиуса продолжает гладить волосы Маги, бедняга Осип, разнежился, что твой тюлень, опечалился рассказом о стародавней потере девственности, жаль смотреть на него, такого подавленного, в этой атмосфере, где музыка смягчает сопротивление и сплетает дыхание каждого в одно на всех, умиротворяя одно огромное сердце, которое бьется для всех, вобрав в себя все остальные сердца. Вот он, хриплый голос с заезженной пластинки, повторяющий, сам не зная того, старинный призыв времен Возрождения, старую анакреонтовскую печаль, чикагский carpe diem[161]1929 года.

You so beautiful but you gotta die some day,
You so beautiful but you gotta die some day,
All I want’s a little lovin’ before you pass away.[162]