Читаем Игра в классики полностью

У рояля появился непонятно откуда взявшийся господин с отвислым двойным подбородком и белой как лунь шевелюрой. Он был одет в черную пару и розовыми пальцами поглаживал цепочку, украшавшую затейливого фасона жилет. Оливейре показалось, что жилет был довольно засаленный. Раздались жидкие хлопки, инициированные сеньоритой в лиловом плаще и очках в золотой оправе. Модулируя голосом, необыкновенно похожим на голос попугая, старик с двойным подбородком предварил концерт вступительным словом, благодаря чему публике стало известно, что Роз Боб — бывшая ученица мадам Берт Трепа, что «Павана» Аликс Аликса была создана бравым офицером действующей армии, который скрывает свое имя под этим скромным псевдонимом, и что в обоих упомянутых произведениях используются в сжатой форме наиболее современные приемы музыкального письма. Что же касается «Синтеза: Делиб — Сен-Санс» (тут старик в экстазе закатил глаза), то это сочинение представляет собой квинтэссенцию современной музыки, одну из самых глубоких новаций автора, то есть мадам Трепа, которая назвала его «пророческий синкретизм». Эта характеристика справедлива в той мере, в какой музыкальный гений Делиба и Сен-Санса тяготеет к космосу, к интерфузии и интерфонии, парализованным чрезмерным индивидуализмом Запада и обреченным так никогда и не состояться в произведении высшего синтеза, если бы не гениальная интуиция мадам Трепа. В самом деле, благодаря своей сверхчувствительности она сумела уловить такие тонкости, которые ускользают от большинства слушателей, и, таким образом, взяла на себя благородную, хотя и тяжелую миссию стать медиумическим мостом, который может соединить двух великих сынов Франции. Будет не лишним заметить, что мадам Берт Трепа, помимо своей деятельности на посту преподавателя музыки, вскоре отметит серебряную свадьбу с занятиями композицией. Оратор не берет на себя смелость в кратком вступлении к концерту, которого публика, учитывая все вышесказанное, ждет с живейшим нетерпением, более глубоко анализировать музыкальное творчество мадам Трепа, как оно, несомненно, того заслуживает. Тем не менее, взяв на вооружение данную ментальную пентаграмму, те, кто будет слушать произведения Роз Боб и мадам Трепа впервые, смогут прийти к выводу, что их эстетика заключается в антиструктуралистских конструкциях, иначе говоря, это автономные звуковые ячейки, плод чистого вдохновения, связанные общим замыслом произведения, однако совершенно свободные от классических форм как додекакофонических, так и атональных (последние два термина он подчеркнул особо). Так, например, «Три прерванных движения» Роз Боб, любимой ученицы мадам Трепа, созданы под впечатлением, которое произвел на душу артистки звук громко захлопнувшихся дверей. И те тридцать два аккорда, из которых состоит первое движение, есть не что иное, как отражение этого звука, перенесенное в плоскость эстетики; оратор не претендует на открытие секрета, если поведает столь образованной аудитории, что техника композиции «Синтеза: Делиб — Сен-Санс» исходит из самых первоосновных, эзотерических источников творчества. Он никогда не забудет, как был удостоен высокой чести присутствовать во время одной из фаз синтеза, помогая мадам Трепа работать с рабдоманическим маятником над партитурами обоих великих мастеров с целью выявить те пассажи, влияние которых на маятник подтверждало потрясающую интуицию, присущую этой артистке. И хотя можно было бы еще много чего добавить к сказанному, оратор считает своим долгом удалиться, как только он поприветствует в лице мадам Трепа один из маяков французской духовности и примеров высокой гениальности, не понятой широкой публикой.

Двойной подбородок сильно заколыхался, и старик, задыхаясь от эмоций и кашля, скрылся среди софитов. Двадцать пар рук издали жидкие аплодисменты, зажглось несколько спичек, Оливейра поудобнее вытянулся в кресле и почувствовал себя лучше. Должно быть, старик, сбитый машиной, тоже чувствует себя лучше на больничной койке, погрузившись в дремоту, всегда наступавшую после шока, блаженное междуцарствие, когда перестаешь распоряжаться собой и кровать становится твоим кораблем, неоплатным отпуском, чем-то, что нарушает рутину повседневной жизни. «Я почти что готов навестить его на днях, — подумал Оливейра. — Но тогда я, наверное, вторгнусь на его необитаемый остров,[246] стану следами на песке. Че, ты становишься таким деликатным».

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее