Игра в классики

— Совершенно справедливый вывод, — сказал Грегоровиус. — И вообще, вы, наверное, заметили, что я не любитель задавать вопросы. Но в тот раз, когда собирался Клуб… Да уж, водка у Рональда такая, что развязывает язык. Поверьте, не потому, что я хромой бес[281] какой-нибудь, а потому, что я хочу лучше понять своих друзей. Вы и Орасио… В этом все-таки есть что-то необъяснимое, какая-то главная тайна. Рональд и Бэбс говорят, что вы совершенная пара, что вы дополняете друг друга. А я вот не вижу, чтоб вы так уж дополняли друг друга.

— А вам что за дело?

— Мне нет никакого дела, но вы же говорите, что Орасио ушел.

— Это тут ни при чем, — сказала Мага. — Я не умею говорить о счастье, но это не значит, что у меня его не было. Если хотите, я могу рассказать, почему ушел Орасио, почему я тоже ушла бы, если б не Рокамадур. — Она показала на чемоданы, обвела рукой беспорядок в комнате — повсюду валялись какие-то бумаги, рожки для детского питания, пластинки. — Все это надо где-то держать, и надо еще иметь куда уйти… Я не хочу здесь оставаться, это слишком грустно.

— Этьен может устроить вам комнату, где много света. Когда вы отвезете Рокамадура в деревню. Семь тысяч франков в месяц. Если вам подойдет, я бы переехал сюда, в эту комнату. Мне она нравится, в ней что-то есть, какие-то флюиды. Здесь хорошо думается, и мне здесь хорошо.

— Вам так кажется, — сказала Мага. — Около семи утра девушка с нижнего этажа начинает петь «Les Amants du Havre». Песня хорошая, но когда все время одно и то же…

Puisque la terre est ronde,
Mon amour t’en fais pas,
Mon amour t’en fais pas.[282]

— Очень мило, — равнодушно заметил Грегоровиус.

— Да, в ней заключена «великая философия», как сказал бы Ледесма. Нет, вы его не знали. Он был до Орасио, еще в Уругвае.

— Это тот негр?

— Нет, негра звали Иренео.

— Так история про негра — правда?

Мага удивленно посмотрела на него. Грегоровиус действительно дурак. Кроме Орасио (и то иногда…), все мужчины, которые ее хотели, всегда вели себя как форменные кретины. Помешивая молоко, она подошла к кровати и попыталась заставить Рокамадура выпить несколько ложечек. Рокамадур пищал и отказывался пить, молоко пролилось ему на шею. «Топи-топи-топи, — приговаривала Мага с интонацией зазывалы, призывающего купить выигрышные билеты. — Топи-топи-топи», — пытаясь засунуть ложечку в рот Рокамадура, который весь покраснел и не хотел молока, но вдруг, неизвестно почему, уступил, немного откинулся на подушку и стал глотать ложку за ложкой, к большому удовлетворению Грегоровиуса, который набивал трубку и чувствовал себя немного отцом.

— Чин-чин, — сказала Мага и, поставив кастрюльку рядом с тахтой, стала заворачивать в одеяло Рокамадура, который уже засыпал. — Температура все еще высокая, тридцать девять и пять, не меньше.

— Вы не ставили ему градусник?

— Да разве ему поставишь, он потом плачет полчаса, Орасио не может этого выносить. Я сама чувствую, когда пробую у него лобик. У него больше тридцати девяти, не понимаю, почему она не снижается.

— Боюсь, это не слишком надежный способ, — сказал Грегоровиус. — А молоко ему не повредит, с такой температурой?

— Для ребенка она не такая уж высокая, — сказала Мага, закуривая сигарету «Голуаз». — Давайте лучше погасим свет, тогда он сразу уснет. Выключатель вон там, у дверей.

От печки шел свет, который разгорелся еще ярче, пока они сидели друг напротив друга и молча курили. Грегоровиус смотрел, как поднималась и опускалась сигарета в руке Маги, как ее лицо, до странности бледное, вдруг зажглось жаром, словно угли, глаза, глядевшие на него, заблестели в полумраке, откуда доносились всхлипывания и попискивания Рокамадура, все тише и тише, пока не прекратились совсем, и осталась только икота, которая повторялась через равные промежутки времени. Часы пробили одиннадцать.

— Он не вернется, — сказала Мага. — Он придет только затем, чтобы забрать свои вещи, но это все равно. Все кончено, капут.

— Я вот думаю, — осторожно начал Грегоровиус, — Орасио такой чувствительный, он с таким трудом вживается в Париж. Ему кажется, он делает что хочет, но он пытается пробить стену. Стоит посмотреть на него, когда он ходит по улицам, я один раз довольно долго шел за ним.

— Шпион, — сказала Мага почти с симпатией.

— Скажем так, наблюдатель.

— На самом деле вы следили за мной, даже если меня тогда с ним не было.