Игра в классики на незнакомых планетах

А вот это уже был нонсенс. Никто не способен различать языки чужой планеты, это знают первокурсники. Вентиец способен отличить земной от кларийского, но английский и японский будут для него звучать одинаково; а землянина нужно восемь лет учить на лингвиста, чтоб он понял разницу между пятью языками Венты.

Но может ведь быть такое. Особо устроенные, необычно гибкие органы речи — биологам и фонетистам придется еще с этим разбираться, — особый мозг, способный понимать.

— Ты можешь научить твоему языку, — говорит Пилар. — Миро-с-корабля научил.

Верно. Миро-с-корабля больше нечего было делать. Он торговал с сельвенцами, как с неразумными индейцами, — только вместо дешевых бус всучивал им дешевые детективы, прихваченные из дому.

— Я могу, — говорит Шивон. Этим не надо будет традукторов, они — сами себе традукторы. Она сидит, обняв руками колени, и смотрит на чудо. Наверное, что-то такое и искали все Лингвистические комиссии; все «Гринберги», «Щербы» и «Соссюры». А она нашла. Чудо; философский камень; святой Грааль.

***

Вальдес оставил ее с сельвенцами одну, и на корабль Шивон возвращалась пешком. Не спеша, пытаясь успокоиться. Она шагала, боясь ступить, боясь дотронуться до растений, казалось, они тут же сомнутся, скомкаются, станут просто куском пластилина. Вскоре иллюзия прошла, стволы и листья были крепкими, плотными, психоделически яркими. Земляничные поля навсегда. Шивон погрузилась в собственные мысли и не услышала шум вездехода; и Старшему брату пришлось окликать ее несколько раз:

— Ни Леоч! Какого черта вы отключили связь?

Оглянулась — сутулая фигура рядом с вездеходом. Вздохнула:

— От Старшего брата не укроешься.

— Не надо было покидать зону. У нас чрезвычайное положение, не забыли?

Шивон еще чувствовала ладонью рукопожатие сельвенки, думала — ведь за этим, на самом деле, мы сюда летели...

— А у меня это крайний вылет, — сказал вдруг Корда. — Все, вот уходим отсюда, сдаю отчет в орден и на Землю.

Шивон пригляделась. Вроде бы не старый, но по виду разве определишь. Да и эта трубка с кислородом...

Корда глядел на низко висящее в небе белое пластилиновое солнце. При абсолютно черной шевелюре у брата были голубые глаза, светлые, будто вылинявшие

— Пришло подтверждение. Все совсем плохо.

— Я в курсе, — ответила Шивон. — И те, кто там живут, — она кивнула на гибкие деревья невдалеке, — тоже в курсе.

— А откуда вы... — Корда стоял, уставившись на нее, переступая ногами по неуютной мнущейся почве. — Это же бесконтактная планета.

— Кому как, — сказала она. — Мне нужно немедленно связаться с Лингвистическим центром.

***

Но вместо того чтобы связываться с МЛЦ, она не удержалась: вызвала «Джон Гринберг» и попросила разыскать доктора Лорана Дюпре.

— Шивон! — на экране возник Лоран. — Что ты делаешь на Сельве, nom de Dieu? Хватай своих гагаринцев и убирайся оттуда.

— Лоло, — сказала Шивон, — Лоло, у меня тут... контакт.

Сначала он слушал молча, опешив. Потом стал скептически качать головой.

— Слишком поздно, ma puce. Знаешь, сколько всего надо собрать, чтобы официально объявить это контактом? Ты элементарно не успеешь.

— Лоран, тут живые существа, и они говорят по-нашему! Мы не имеем права их здесь оставлять! Я, как полномочный представитель...

— ...запасной козы, — осадил Лоран. — Ты летела с ними не как человек от Лингвистической комиссии, а как доброволец. Нет у тебя никаких полномочий. А МЛЦ возиться с ними не будет, потому что... нету времени.

***

Их было очень мало; душ двадцать, наверное, вместе с детьми.

— Вы все живете здесь? — спросила Шивон у Пилар. Они уже могли изъясняться на пристойном английском.

— Нет. Все живут там, — Пилар кивнула в сторону ползущего за горизонт разноцветного леса. — Но нас там нет. Нам там нельзя.

— Потому что вы помогали Миро-с-корабля? — осторожно спросила Шивон.

— Потому что мы разговаривали, — сказал другой сельвенец. Ему земного имени не дали. — С Миро, с другими. С тобой. Нам нельзя.

— Нельзя разговаривать?

— Вы чужие, — мягко произнесла Пилар. — Мы говорили с чужими. И теперь все кончится. И нам нельзя... там. Со всеми.

***

И она читала им вслух. Это не было утешением, не было обещанием — по крайней мере, сначала ей так казалось. Лишь слова, чужие слова, которые приютившиеся невдалеке от зоны существа могли складывать как угодно. Но складывали почему-то так, что ей становилось неуютно

— Ты знаешь, что все кончится, — сказала ей Пилар. — Они — наши, другие, — они не хотят улетать. Но я боюсь. Я боюсь, Шивон-с-корабля. У меня есть маленький, Шивон. Я не хочу, чтобы все кончилось для него.

Шивон взяла ее за изгибающуюся конечность. Хотела пообещать. Это она, в конце концов, может сделать — делали уже. Называлось «жена астронавта». Женщины приносили на корабль младенцев-ксено и выдавали за своих. По законам дальнолета они могли отказаться от анализа ДНК на корабле и дождаться приземления на родной планете — а там уж поздно было отправлять обратно. Шивон помнила; так увозили детишек с Гу, когда взбесилась Таукитская констелляция. А остальных? Остальных ты куда денешь?

Она опять опустила глаза к книжке: