Игра в классики на незнакомых планетах

— Я так думаю, он встретил Брюно. Сказал, что знает, кем был его отец, и знает про клад. Предложил сотрудничество. Брюно с трудом мог отказаться — уже двух человек убили, и вряд ли он хотел, чтобы в городе стало известно, чей он сын. И Пеленн повел его в лес — уже специально в ночь на Сен-Жан.

— И они нашли.

— Нет. Не нашли, — тихо сказал отец Гийом.

— Но к тому времени Корриганом уже интересовалась всякая разная полиция. И Пеленн, вместо того чтобы затаиться, убил четвертого человека — так, чтобы цикл завершился. Мне сказали, что бродячих студентов здесь летом бывает много. Убийце даже не надо было самому заманивать ее в лес. Он просто отправил ее к мадемуазель Магали, зная, что та нарассказывает ей историй про лес и про шабаши. Конечно, цифры к тому времени уже просчитали, лес в ночь на второе августа окружили, стерегли убийцу. Но Пеленн-то эту ловушку вместе со всеми готовил. Ему просто было обойти кордон... И все вышло, как он рассчитывал. Кроме одного. Его застал Мишель Бризу. Скорее всего, он что-то знал про убийство Брюно. Он-то был в курсе, что эта фамилия означает, — сам сын полицая. Может быть, он и о других убийствах что-то знал — в конце концов, не ночевал дома все четыре раза.

Дальше я не могу сказать наверняка. Может, Бризу пытался его шантажировать. Может, он просто подал Пеленну идею — убийцу-то нужно было найти, потому что уже Интерпол начал интересоваться. Пеленн подбросил ему браслетик, сорванный у студентки, а сам отвел его в лес. Под дулом пистолета заставил написать признание. Вот только с ДНК он ничего сделать не смог, ему оставалось только смотреть, как материал отправляют на анализ...

— А Жан Матье? — спросил священник.

— Он, хитрый лис, услышал от кузена Марго Галлек, что археолог проводит какие-то некатолические раскопки, и заинтересовался. Тот, разумеется, ничего бы ему не сказал, но Матье расследовал со своей стороны... Даже сунулся в лес — в ту ночь, когда Берлю по голове стукнули. Увидел, как того ударили. И перетрусил — понял, что все серьезно. Вчера я его предупредил, чтобы не выходил из дома, — так его, по-моему, уже и предупреждать не надо было. Доложил мне, что сидит за всеми замками.

— А как... Как ты узнал, что это Пеленн?

— Я наверняка не знал до самого конца. — Стажер вздохнул. Потянулся за бутылкой. За окнами светало. — Когда я только приехал, он рассказывал мне про Корригана. И про то, что настоящего убийцу не поймали. Меня это тогда слегка покоробило. Это же местная тайна, такое не говорят стажеру, который только что прибыл. Думаю, он знал, что я сам до этого докопаюсь, если начну искать, и сразу решил подстраховать тылы. И потом, относительно этого ДНК... Вопрос-то был не в том, почему у девушки под ногтями нашлись кусочки кожи преступника. А почему у трех остальных жертв их не оказалось. Девушка была мельче и ниже всех остальных, если она сумела его оцарапать, то остальные могли точно. Получается, преступник не только работал в перчатках, но и вычищал жертвам ногти. А кому это может прийти в голову?

— Полицейскому, — кивнул кюре.

— Или тому, кто читает слишком много детективов, — сказал комиссар Легерек.

— Или... Я тогда так и подумал.

— В последний раз он этого не сделал, потому что его спугнули, — кивнул комиссар. — Причем не наши, как оказывается, спугнули, а Мишель Бризу.

— И потом, я читал досье с рапортом. Вроде бы очень грамотный отчет, но... Очень много написано о профиле убийцы, о кельтских традициях, о ритуалах... Но почему-то не было элементарной информации об убитых, которая в таких делах первой собирается: не проверено было, например, кто отец Фонберга, не сказано, что Брюно, по сути, местный, что Галлек ходил на курсы Фонберга и приезжал сюда весной, в то же время, что и профессор... Хотя все эти сведения можно получить по одному телефонному звонку. Как будто тот, кто составлял рапорт, не хотел копать вглубь.

— Это еще ничего не доказывает, — покачал головой инспектор.

— Верно. Но кляуза на археолога, которая так и не дошла до участка... Я звонил бывшему здешнему комиссару, он клянется, что слыхом о ней не слышал. И потом... Когда я раскопал эту яму, Пеленн сказал, что, мол, выяснять, кто их убил, должна была комендатура и теперь бы опознать этих гансов. Так и сказал — гансов, еще до того, как кости увидел. А я ведь никому не говорил, что нашел немецкую кокарду... Откуда ему было знать?

— Да уж, — покачал головой комиссар Легерек. — Агента Берлю тоже он по голове ударил?

Легуэн вдруг заметил, что кюре исчез.

— Нет, — сказал он, — не думаю.

— А как ты нашел карту?

— Мне Матье подсказал. Сам того не желая. Он заявлял, что ничего о пропавших немцах не знает, а сам рылся в их документах. Почему он не хотел об этом говорить? Выход напрашивался один — он видел в этих бумагах что-то еще и хотел это скрыть. Когда Пеленн принес мне эту бумагу — рапорт Штаге, — он говорил, что больше в мэрии делать нечего, что он все перетряс. Думаю, он хотел меня предупредить.