Лина снова разбудила меня днем, хоть я и просил сто раз этого не делать. Я не стал ругаться: Лина, обычно невозмутимая и спокойная, как камни северного моря, захлебывалась словами, говорила неразборчиво, так что я не сразу понял, что случилось.
– Кто? Лина, да успокойтесь же вы! Кого убили?
Она всхлипнула, вздохнула, провела рукой по глазам – и снова стала камнем.
– В городе опять говорят, что это вампир. Шофера и медсестер не тронули, только эту… дамочку.
Я выслушал Линин рассказ – она быстро успокоилась и говорила четко, будто докладывала. Пришлось тут же подниматься и созывать собрание. Пришли все: Лина, ее помощницы – прачка и кухарка, двое воспитательниц, глухой сторож и Радевич. Если не считать, конечно, притаившуюся под окном Макдун. Все выглядели потрясенными и встревоженными, когда Лина пересказала им то, что говорила мне. Все – кроме учителя.
– Вы будто не удивились, – сказал я ему после.
– Чего же тут удивляться, – ответил он сухо. – Насколько я знаю, два нападения вампира уже было. Отчего же не быть третьему?
– Так вы в самом деле считаете, что это вампир?
– А кто же еще? – Он посмотрел мне в глаза, будто бы с вызовом.
– Богатое воображение здешних приставов. Они не чураются рюмочки, что поделаешь, место глухое, тоскливое…
– Возможно, – сказал Радевич. – Что интересно, среди воспитанников ходят слухи, будто вампир среди нас…
– Вы об Адаме Белте? Что ж… немного уважения от сверстников ему не помешает. Что до вас, господин учитель, не советую вам прислушиваться ко всему, что говорят воспитанники.
– Я видел его книгу, – тихо сказал Радевич.
– Надеюсь, вам не пришло в голову ее конфисковать? Прежний учитель за это… пострадал.
– Воспитанник Белта, очевидно, дорожит своим знаменитым предком.
– Дорожит, – сказал я. – Только это не его предок. Я вас, пожалуй, успокою, если вы думаете, что ночью Адам может явиться и вас загрызть. Он правнук не «вампира» Белты, а его брата. О подвигах комманданта вы наслышаны, я полагаю.
Радевич кивнул.
– И вы должны знать, что он еще долго жил в эмиграции… умер, наплодив детей, и, насколько мне известно, с тех пор из земли не поднимался. И в детях его никакого вампиризма не проявилось. У старшего же Белты детей не было, он рано умер и не успел жениться.
– Вы на удивление хорошо знаете генеалогию пр
– Постольку, поскольку это касается моих воспитанников. Можете поинтересоваться у них – они вам подтвердят, что директор знает все.
Дети собрались во дворе, встали кружком, притихли – видно, чувствовали, что дело серьезное.
– Никто, – сказал я, – не станет выходить с территории без сопровождения старшего. И я не старших корпусов имею в виду. И о похождениях ваших ночных забудьте. Все. Набегались.
– Это не мы, – по привычке отозвалось несколько голосов.
– Вы боитесь, господин директор, – насмешливо, – что на нас нападет вампир? Да он подавится…
– Не разумеешь, – сказал Домбровский. – Пан директор боится, как бы нас самих не сочли за вампиров…
Дыру, через которую ходили в деревню мои партизаны, мы со сторожем и Радевичем заделали в тот же вечер. Разумеется, захотят – вынесут вместе с забором. Но в корпусах было непривычно тихо. Похоже, настоящее убийство их напугало. Будут теперь несколько вечеров подряд болтать о призраках. Сделают из несчастной попечительницы Белую даму, что бродит по коридорам корпусов и набрасывается на детей с криком: «Отдай твою кровь!»
Будто вампиров им не хватило.
– Вы ведь не думаете на самом деле, что здесь замешан кто-то из воспитанников? – спросил Радевич, приколачивая для верности еще одну доску по диагонали.
Я почесал голову под шляпой. Вечер наступил, а жара не спадала, хорошо хоть, солнце зашло.
– Я думаю, господин учитель, что в таких случаях слишком быстро находят виноватых. А виноватыми, как правило, оказываются самые беззащитные.
Серые глаза сверкнули злым серебром:
– Они – не беззащитны.
– Я говорю о детях. Вы что-то потеряли, господин учитель?
Радевич с растерянным видом шарил за пазухой.
– Нет, – сказал он, опуская руку.
Но уже глубоко ночью я видел, как он разыскивал что-то в траве у забора.
А утром по двору паучком пробирался маленький Черненко, зажав что-то в кулаке.
– Что взял?
Он без сопротивления разжал кулак. На ладошке лежал небольшой серебряный медальон на цепочке: рассветное солнце и меч.
– И у кого ж ты это стащил?
– Та не тащил я, – пробубнил Черненко. – Це ж талисман. Не можно чужой талисман тащить, счастья не будет. Я учителю хотел отдать. Учитель потерял…
Гарды заявились позже. Прикатили на старинной поцарапанной машине – гордости управы. Из школы, где шел урок, на них смотрели молча и с неодобрением. Только Марыля вертелась рядом и строила глазки тому, что помоложе, пока я не пригрозил, что накажу за прогул.
От кружечки оба отказались: на службе.
– Что я мог увидеть, господа гарды? Я же в городе почти не бываю, просто времени нет.
– Допустим. Но, может, вы здесь что заметили? – спросил старший.
Молоденький все таращился в окно, искал глазами Макдун.
– Это что же? Или вы думаете, кто-то из моих совершил убийство?