Игра в классики на незнакомых планетах

– Не на том, где он ест, а на том, где его едят, – уточнила вторая.

Гамлет шуганул птиц и сел за оторванный руль, размышляя, куда бы ему поехать. У него была своя маленькая идейка насчет того, куда и зачем смылись Лаэрт с Горацио. А он еще хотел взять этого паршивца в Амстердам…

У «Вольво» не было зеркала заднего вида, оттого Гамлет не заметил, как сзади подъехала полицейская машина. Из нее вышли двое полицейских. Приблизились, козырнули.

– Офицер полиции Розенкранц, – представился один.

– Офицер полиции Гильденстерн, – представился второй. – Не могли бы вы выйти из машины?

Гамлет нехотя вылез, прислонился к дверце и сунул руки в карманы.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил Розенкранц.

– Я Гамлет Датчанин, – ответил он и носком правой кроссовки почесал левую лодыжку.

– С вами в машине кто-то есть? – спросил Гильденстерн.

– Мои воображаемые друзья, – пожал плечами Гамлет.

– Боюсь, мы должны вас арестовать.

– За хранение.

– И распространение.

– Откройте, пожалуйста, багажник.

Гамлет нарочито медленно прошел к багажнику и открыл его.

– Ты только посмотри, – сказал Розенкранц, доставая полиэтиленовый пакет с килограммом травы.

– Нет, ты на это посмотри, – показал ему Гильденстерн маленький мешочек с кокаином.

– Это не мое! – взвыл Гамлет в негодовании, праведном, потому что все и вправду было не его.

«Долбаный итальянец, ну покажись мне только!»

– Я хотел бы заявить об убийстве, – сказал он. – Мой дядя убил моего отца и пытался отравить меня.

Но Розенкранц и Гильденстерн ткнули его носом в капот и надели наручники.

– Вы имеете право хранить молчание, – сообщил Розенкранц.

– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, – добавил Гильденстерн.

Угрюмого Гамлета усадили в полицейскую машину.

– Желаете сделать заявление?

– Нет уж, – сказал он. – Дальше – тишина. Пока я не поговорю с адвокатом.

Розенкранц с Гильденстерном синхронно хлопнули дверями и умчались. Луна на секунду спряталась за облаками, вывалилась обратно в чистое небо и продолжала освещать ночной Эльсинор. Закаркали вороны и вдруг умолкли; и все замерло в ожидании Фортинбраса.

Примечание автора

Ольга Славникова как-то назвала Россию страной победившего постмодернизма. Вот и меня он стороной не обошел. Я очень люблю Шекспира и отдельно – «Гамлета»; когда-то я хотела написать по нему «альтернативную историю» (это желание вообще многих авторов не обошло). Не получилось, но частично из него зародилась идея «Пепла на укреплениях» – второго моего романа в работе, который, я надеюсь, мне удастся когда-нибудь дописать. А когда еще начитаешься Стоппарда и наслушаешься на лекциях про Беккета, а потом возьмешь, да и съездишь в Данию… хочется создать что-нибудь такое вот, без всякого смысла и слегка похожее на бред – но зато про Гамлета.

Наша кровь

Остланд, Южный регион

– Так значит, – говорю, – ты не видел, как воспитанник Белта укусил учителя?

– Не. Ниц я не видел, пан директор.

Смотрит в угол стола, странно как-то повернув голову, лицо тупое, как коровья морда. Толстые губы сжаты, для ответа на вопрос расклеиваются медленно, сжимаются снова.

– Ты же сидел со всеми на уроке. Как же ты мог не видеть?

– А я… в окно смотрел, пан директор. Там эти… птички.

– Птички, – говорю. Взять бы розог да выбить из них этого «пана»… пока не дошло до чужих ушей. Так ведь не выбьешь.

– Аха, – просиял. – Птички, пан директор… Спивают.

– Вон, – говорю. – Марш.

Со следующего еще меньше спросу – хотя по этому сразу видно, что белая кость. Один из самых старших в интернате, помнит еще отца и отцовские заветы. Франт с черными, непроглядными глазами. Жулья тут хватает, но этот – не жулье. Хуже.

– Дозвольте спросить, пан директор, – начинает прямо с порога. – Слухи о проступке воспитанника Белты… это вам пан учитель пожаловался или… непроверенные источники донесли?

– Сядь, Домбровский.

Садится. Прямой, как палка. Смотрит в глаза. А за окном и правда птички. Трещат оглушительно. Весна уже совсем.

– Ты, – чеканю, – видел, как воспитанник Белта напал на учителя?

– Я ничего не видел, пан директор. К сожалению, в тот момент я отвлекся от учебы. Как это ни прискорбно.

– И чем же, – спрашиваю, – ты отвлекся?

За окном птицы, скоро вечер наступит, Лина на веревке вывешивает бесконечное белье. Лучше б мне сидеть да смотреть на Лину, как она тянется, чтоб прицепить на веревку латаные подштанники.