Игра в Любовь и Смерть

— Генри, подожди, — охрипшим голосом попросила она и поспешила к калитке.

Генри не стал ждать. Он убрал контрабас и смычок в футляр. Положил его на заднее сидение, закрыл дверь и, не оглядываясь, сел на водительское место, завел двигатель и поехал домой.

Глава 29

Суббота, 5 июня 1937 года

Контрабас Генри нетронутым стоял в гараже целых три недели. Заключив временное перемирие с математикой, Генри лежал на кровати, подложив руки под голову, и изучал трещину в потолке, когда в дверь постучал Итан. Генри не стал отвечать; Итан в любом случае вошел бы.

— Как думаешь, старик или медвежья задница? — спросил Генри.

Итан недоуменно на него посмотрел, и Генри указал на потолок.

— Определенно, медвежья задница. — Итан закрыл учебник Генри и отодвинул его в сторону, чтобы присесть на стол. — Однажды тебе придется встать.

Генри хмыкнул. Однажды. Это слово теперь казалось безнадежно испорченным.

В недели, прошедшие после отказа Флоры, Хелен была к нему добра. Она взяла в привычку приносить Генри тарелки с едой и сидеть у него в комнате, пока он ел. Генри льстил ее интерес к нему, его жизни и его мнению по поводу разных важных вещей. Он не жаловался на ее бутерброды. Пока что ему не хотелось переходить к поцелуям, но, возможно, в конце концов это случится.

Он заставлял себя ходить в школу и играть в бейсбол. Ему повезет, если удастся сдать грядущие экзамены, а на площадке его уже перевели из основного состава на скамейку запасных. Когда он рассеянно шел по школьным коридорам, ученики расступались, словно разбитое сердце — это заразно.

Вчера, когда Генри выходил из часовни, его позвал директор.

— До меня дошли тревожные сведения, — сказал мистер Слоун, почесывая жидкую бородку прокуренными пальцами. — Мы ожидали от тебя более значительных результатов, чем ты показываешь в классе и на площадке.

Желудок Генри сжался.

— Простите меня, сэр, я постараюсь исправиться.

— Как высоко взнеслась его решимость![12] — У мистера Слоуна были припасены цитаты из Шекспира на все случаи жизни. Он кашлянул в ладонь и похлопал Генри по плечу. — Дашь знать, если что-то не так? Если тебе нужна помощь? Может, новая бритва?

— Конечно. — Генри отказывался сбривать едва пробившиеся усики.

— До окончания школы осталось всего ничего, мистер Бишоп. Знаю, с неуверенностью трудно бороться, но прошу вас не терять сосредоточенность перед финишной прямой. — Мистер Слоун расправил плечи и протянул Генри руку.

Генри ее пожал.

— Не буду, сэр. Спасибо, сэр. — Он не мог себе представить, что просит у директора совета в сердечных делах.

«Видите ли, сэр, есть одна девушка, которая поет в джазовой группе, и я хотел устроиться к ним контрабасистом, но у нас с ней разный цвет кожи, поэтому она отказала, и после этого в моей груди возникла черная дыра, которая медленно всасывает в себя мою душу».

Мистер Слоун был знатоком литературы, а не жизни. В любом случае невозможно представить взрослого человека страдающим от несчастной любви.

— Рад слышать, Генри, рад слышать. Потому что нам совсем не хочется лишиться стипендии так близко к выпуску.

От предупреждения у Генри мороз пошел по коже. Он отставал по многим предметам, возможно, безнадежно. Он помогал Итану с письменными работами, но никак не мог написать свои, а вместо этого рисовал на листах, раскидывал их по столу и засовывал в книги.

Итан скомкал лист дорогой папиросной бумаги и кинул получившийся шарик в Генри.

— Видишь? — сказал он, когда Генри его поймал. — Все с тобой нормально, можешь вставать. Между прочим, я тут узнал о новом клубе. Там играют джаз.

Генри спрятался под подушкой.

— Только не говори, что бросаешь музыку, — предупредил Итан. — Закрытие старого доброго «Домино» не означает, что больше негде послушать джаз. Джеймс говорит, что новый клуб ничем не хуже. — Итан всегда делал паузы, когда упоминал свой источник в Гувервилле.

Генри убрал с лица подушку и приподнялся на локте.

— Значит, Джеймс так сказал?

Итан напустил на себя безразличный вид, и Генри не понял, что именно друг скрывает.

— Статья получилась несколько сложнее, чем я думал. Отец не дает мне времени, но я хочу довести дело до ума. Поэтому я взял у Джеймса еще несколько интервью, и мы немного узнали друг о друге, в личном смысле. — Итан подошел к окну и выглянул на улицу. Генри мог бы поклясться, что кончики его ушей покраснели.

В последние несколько недель Генри почти не думал о вечерних прогулках Итана. Он полагал, что друг ездит в «Гатри» или в какую-нибудь закусочную для полуночников вроде «Золотой монеты». Итан явно пахал как вол, и Генри еще сильнее мучила совесть за уклонение от работы.

— Не могу, — отказался он. — Мне столько всего нужно нагонять.

— Слушай, — Итан повернулся к Генри, — ты мне так и не сказал, что тебя гложет, поэтому я ничем не могу тебе помочь. Но ты уже несколько недель не играл на контрабасе и не слушал музыку, а она для тебя как вода для растений.

— Что ж, я по ней скучаю, — признался Генри. — Но с чего ты так заинтересовался музыкой? Раньше мне приходилось чуть ли не силком тащить тебя на концерты.