Она опустила голову. Убрала ладонь с моего предплечья. Убрала нехотя и с сожалением. Неужели правда думает, что я сейчас схвачу ее за руку и потащу к себе? Она же знает уговор!
— Я хочу отдохнуть. — Сказала она после долгой паузы.
— Я тоже. Один.
— В таком случае пока.
— До связи.
Лена развернулась и пошла к стоянке, где оставила свою машину. Я нехотя отметил, как двое прохожих мужчин смотрят ей вслед. Один из них взглянул на меня. На лице выразилось недовольство: "парень, ты чего? Такая девушка!"
Хрен с ним, слишком запутанно и туго. И глупо. Такое либо рубить и быстро сращивать заново, либо путаться в узле дальше, пока он тебя самого не удавит.
Глава 12
Часы едва перевалили за четыре. После прощания с Леной в груди осталось неприятное чувство, которое не преминуло напомнить мне про Влада. Мое сердце болезненно сжалось. Я достал телефон из кармана джинс. Потянулись минуты нерешительного раздумья, пока я вконец не обозлился и не нажал кнопку вызова. Гудки эхом отзываются у меня в голове, окружающие звуки потускнели на фоне дьявольски громких гудков. Влад не ответил. Я выдохнул, даже не понимая того, чего боюсь. Как все по-дурацки, подумал я. Поднялся в квартиру. Кофейная заправка не пошла на пользу, я сижу на кровати и гляжу на стены. В ладонях пустая, но еще горячая кружка. Белая, без надписей. Обычно из нее пьют гости. Я что, гость в своем доме? Кто тогда в нем хозяин… Я! Я хозяин в своих комнатах!
Я позвонил Гошу, чтобы продолжить тренировки, он долго упрямился, но согласился уйти с работы пораньше. И тут меня снова втянуло во внутреннюю комнату без моей воли, настолько крепко, что я всего лишь мельком видел происходящее. Я взял том стихов Баркова, сунул в карман. Мы с Гошем пересеклись на Пушкинской. С моей подачи он читал классику русского мата, стоя под памятником Александра Сергеевича. Он отчитался на отлично, до меня дошли смутная радость за него. После этого, я-соблазнитель показал Гошу на дорогу к метро, но тот хотел продолжения. Мы пошли к парковой аллее. В середине аллеи под деревом на белой скамейке я заметил симпатичную девушку. Наверно, выбралась под вечер понежиться на теплом ветру. Сидит и читает книжку в красной обложке. У меня-соблазнителя зачесалось с ней познакомиться, но я уступил это право Гошу. Тот застеснялся, поэтому я без лишних трений отправился к ней.
Белое плате как у маленькой девочки, белые с золотом туфли. Ноги аккуратные и стройные, закинуты одна на другую. На колене покоятся держащие книгу руки, на красной книге как на выставочном стенде лежат тонкие пальчики с красными ноготками. Я в полупьяном бреду вижу, как я же прошелся взглядом от ее пальцев по запястьям с серебряными браслетиками до плеч. На них держатся воздушные бретельки платья, они очаровательно выделяют область шеи… Я плотоядно сглотнул. Эдакий подснежник. Зря девушка так одевается. Ее хочется либо защитить от всех подряд, либо накинуться и изнасиловать. Кто-то присмотрит, чтобы никто не сорвал, а другой обязательно сорвет.
Я-соблазнитель оказался из тех, кому не достаточно просто лицезреть и умиляться. Мне нужно получить цветок целиком. Вдохнуть его аромат, видеть его в своих руках, получать ощущения от поглаживания по белоснежным с серебряными жилками лепесткам. Мягко, чтобы не спугнуть, я подошел и приземлился рядом с девушкой. От нее струится такой же серебряный, как и браслеты на ее запястьях, аромат. Я взглянул на нее детским и невинным взглядом. Она заметила это, быстро глянула в мою сторону и тут же отвернулась обратно в книгу. На щеки выпал нежно-бледный румянец. Это настолько мило, что я едва не подпрыгнул от восторга. Ко мне в голову прокралась чудовищная и неправильная мысль о том, что я урод, а Вероника такая ослепительно-белоснежная, чуткая и чувственная, в невесомом платьице и с сумкой на хрупком плечике. Она воплотившаяся Божественная мысль, спустившаяся на лавочку под тень деревьев почитать Данте. Смотрит на меня анимешными глазами и даже не подозревает, какое дерьмецо приземлилось рядом с ней. Я напряг душевные силы предупредить ее, но не смог. Со страхом я забился по ту сторону комнаты соблазнителя и застыл, вмороженный в лед. Тот, кто был в комнате, теперь я почувствовал это, пьет мои силы.