Игра в марблс

Я вернулся домой после перелета, уставший, но радостно взволнованный, все еще в состоянии кайфа, когда адреналин несется по венам и только и требует: «Еще!» Ночью гуляли, рано утром я помчался в аэропорт, чтобы успеть на день рождения Сабрины, ее тринадцатилетие. Девочка становится тинейджером, и по этому случаю Джина заказала большой шатер и еды на сорок человек, главным образом собственных родственников – из моих, слава богу, ни один не смог явиться. Вернее, так я сказал Джине, маму я приглашал, но Мэтти недавно сделали операцию на сердце, и она сидит при нем. Джина ничего против не имела, мне кажется, она только рада, что никто из моих не придет, и не удивилась – это для нас не новость. Мы с братьями не очень близки, были когда-то, пока я не повстречал Джину, а потом я постарался оградить ее от моих родичей, мне казалось, для них она чересчур хороша. Теперь, четырнадцать лет спустя, я понимал, как это было глупо, и бывали такие случаи, ситуации, когда я хотел бы их видеть. Например, Сабрина что-то скажет или сделает, и мне хочется, чтобы они об этом знали. Или на семейном ужине, когда официант спотыкнется, или когда умные приятели Джины несут свою чушь и нет никого рядом со мной, кто тоже понимал бы, какие это, в сущности, придурки. Братья бы поняли, и было бы здорово, окажись они тут. Шуточки Дункана, внимательный взгляд Энгюса, который старался защищать меня после ухода Хэмиша, словно он что-то знал, знал, что нужно меня беречь. И маленький Бобби, очаровательный, ни одна женщина мимо не пройдет, пока в детстве он жрал червяков, мы звали его «Наживка», а потом переделали в «Наживчика». А Томми все время присматривал за ним и до сих старается убрать с пути младшенького всяких слизней и мокриц, и наш Джо, родившийся спустя много времени после того, как мы лишились Виктории, пугливый крошка Джо, меня, Энгюса и Дункана он не считал за родных, мы все съехали из дома прежде, чем он подрос. Наслушавшись от соседей побасенок о Хэмише, он представлял его каким-то чудовищем, букой, который унесет его, если Джо не будет себя хорошо вести; хуже того, если Джо не будет себя хорошо вести, станет как Хэмиш. Этот призрак так и остался жить с нами, спал в нашей постели, ел за нашим столом, в каждой комнате слышались отголоски его голоса, его энергия впиталась во все здесь, в каждого из нас.

И все же мы никогда о нем так не говорили, и мама тоже не говорила. Хэмиш был веселым, Хэмиш был сильным, Хэмиш был храбрым. Лучший способ стать лучшим – умереть. Мама баловала Джо и немного его изнежила, но от этого он стал не трогательным, как бывают маленькие, а нервным, тревожным, все ему казалось, что о нем мало заботятся. Мама боялась, как бы он не поранился, как бы не потерялся, не заболел, не помер ни с того ни с сего. На улице всегда было слишком темно, слишком влажно, слишком жарко, слишком далеко идти, слишком поздно, слишком рано, лучше оставайся с мамочкой, Джо, и будешь в полном порядке. Вот и вышел парень серьезный, напряженный, сто раз подумает, прежде чем что-то сделать. Главное – безопасность. Обзавелся дружком и живет с ним в новом доме на набережной, перед нами делает вид, будто ничего такого, взял моду ходить на работу пешком, кейс под мышкой, в руке стаканчик кофе – я порой вижу его, проезжая утром по городу. Джина его одобрила бы, парень хорошо работает, что-то связанное с компьютерами, вот только Джо меня вовсе не любит. Порой мне недостает братьев, причем в самые неожиданные моменты, но сегодня я рад, что их тут не будет.

Сабрина встретила меня на пороге, счастливая, чересчур сильно накрашенная, в чересчур короткой юбке и впервые в жизни на каблуках. Она спустила блузку с плеча, выставляя напоказ лямочку только что купленного матерью лифчика. По мне, так выглядит ужасно – даже на мой взгляд, а ведь я ее отец, мне ли не считать ее совершенством во всем. Родительская любовь ослепляет, но на этот раз не сработало. Нам предстоит угощаться в шатре, погода не по-летнему скверная, день сумрачный, а Сабрина вырядилась, точно на праздник под небом Испании. Юбчонка тонкая, почти прозрачная, сквозь это дешевое подобие шелка я отчетливо различаю мурашки на ее коже.

А потом она улыбнулась мне, и сердце растаяло при виде множества металлических пломб. Моя смешная, неуклюжая, славная дочурка в пижамке с размазанным по лицу кремом, валяющаяся на диване перед телевизором, по которому показывают «Семейное счастье», куда красивее этого… пугала.

– Фигово выглядишь, – сказала она, обнимая меня.