Игра в марблс

Как мне сказать об этом Джине? Какие найти слова? Четырнадцать лет я скрывал от тебя свое хобби. Это важная часть моей жизни, но ты о ней ничего не знаешь. И это само по себе предательство, хоть и не измена с другими женщинами, это странно, это скверно: ведь если я скрываю от жены хобби, что еще я способен скрыть от нее? Все зашло слишком далеко, уже не объяснишь, не вернешь. Почему мне показалось легче лгать? Потому что я обещал Хэмишу. Когда десятилетним ребенком я выскальзывал вместе с ним в ночь, это была наша тайна. Тайна, которую мы тщательно скрывали от мамы, – что мы играем на деньги; тайна, которую мы скрывали от игроков, – что я умею играть. И теперь, сам не зная почему, я продолжаю хранить обет молчания, словно из верности Хэмишу, словно это какая-то с ним связь. Из всех родных и близких только мы двое знали, только ты и я, Хэмиш. Но мой Хэмиш умер, а Джина со мной, и я не могу продолжать так до конца жизни. Это меня с ума сведет, уже сводит. Никогда еще это так сильно не давило на меня. Я должен ей рассказать. Поначалу будет трудно, она не сможет мне доверять, но она и так уже что-то подозревает. Все расскажу ей. Прямо сейчас.

– Я тебе покажу, – предлагаю я, доставая из-за спины сумку, расстегивая ее, руки, не поверите, так и трясутся. А ведь в заключительные минуты самой главной в моей жизни игры пальцы не дрогнули.

– Нет! – остановила она меня, вдруг испугавшись, даже руки перед собой выставила.

Я пытаюсь ей сказать, что она ошибается, это не то, не знаю, что она подумала, но это не то.

– Нет! Раз ты говоришь, что был там, значит, ты был там. – Она с усилием сглатывает. – Через пятнадцать минут соберутся гости. Будь, пожалуйста, готов. – И с тем она меня оставила, молния на сумке расстегнута, кубок сверкает металлом, я отчетливо различаю его – ей стоило только глянуть.

Позднее тем же вечером, снова нацепив маску, смыв пот, угостившись коктейлем из креветок и куриной котлетой по-киевски, перед тем как отведать торт «Павлова»[3], я отправился на поиски Сабрины и нашел ее на диване – свернулась комочком и плачет.

– Что стряслось, хорошая моя?

– Джон сказал, я выгляжу как шлюха.

Я обхватил ее обеими руками, слезы уже успели смыть излишки косметики.

– Нет, ничего подобного. Никогда ты такой не будешь. Но все это, – я окинул взглядом ее наряд, – это же не ты, лапочка, правда? Помни, – я протолкнул застрявший в горле ком, – всегда помни: нужно оставаться самой собой.

20 Не носить уличную обувь

«Мраморный кот» – стильный паб на Капел-стрит, вывеска в черной рамке, по бокам укреплены флаги Килкенни. Снаружи черная доска с заманчивым перечнем дежурных блюд – овощной суп, черный хлеб «Гиннесс», креветки из Дублинского залива. Приветливый бар, не то что некоторые, норовящие попрочнее захлопнуть двери и ставни, отрезав дневной свет. Пятница, четыре часа дня, еще не набились битком под конец рабочего дня усталые труженики, жаждущие расслабиться и снять перед выходными стресс. Внутри паб разделен на пивную и гостиную зону. Я выбрала гостиную, там спокойнее. Трое мужчин сидят у стойки бара, уткнувшись в кружки, между ними оставлены свободные места – не одна компания, хотя время от времени обмениваются парой слов. Еще двое едят суп с хлебом и говорят о работе. Больше пока никого нет.

Молодой бармен, стоя за стойкой, смотрит по телевизору скачки. Я подошла к стойке, и он переключился на меня.

– Привет, – я не повышала голоса, и ему пришлось шагнуть ближе. – Можно ли поговорить с управляющим? Или с кем-нибудь, кто давно здесь работает?

– Хозяин сегодня тут, в пивной. Сейчас позову.

Он скрылся за дверью, ведущей в пивную, и вернулся через минуту в сопровождении неохватного толстяка.

– Ого, Мраморный Кот собственной персоной! – ожил вдруг один из завсегдатаев у стойки.

– Как дела, Картопля? – Толстяк протянул ему руку.

Огромный, шесть футов с лишним, и поперек себя шире. Окинув взглядом помещение, я догадываюсь, кто он: стены сплошь в фотографиях, кубках, футболках, которые заключены в рамки. А еще – газетные статьи о чемпионатах Ирландии и победах. Нет свободного дюйма. Футболки в черно-желтую полоску, кошачьи, теперь я понимаю, откуда взялось название паба. Хоккеисты из Килкенни зовутся «котами», этот зверь считается самым упорным в драке. Представляю себе, как он продирался с клюшкой сквозь заслон противников, в ту пору в хоккей на траве играли без шлемов и защиты, чистый физический напор. Человек – или кот – из мрамора. Он склоняется, опираясь на стойку, чтобы сравняться со мной ростом, но даже так намного меня выше. Локти раздвинуты на полированной стойке, ноги вросли в землю – разбуди его ночью, он займет эту позицию.

– Мраморный Кот – вас так прозвали? – спрашиваю я.

– Как меня только не прозывали. Хорошо, что прилипло именно это, – усмехается он.

– Знаете, кто это? – вмешивается Картопля. – Шесть кубков Ирландии в семидесятые. Лучший игрок «Килкенни». Никогда прежде такого не было и впредь не будет.

– Зовите меня Билли, – говорит он. – Я хозяин этого паба. Чем могу помочь?