Игра в «Мурку»

А Баронесса сквозь щели жалюзи позади стеклянной двери на балкон видит ветви разросшихся кустов двуцветного фикуса с листьями из зеленой сердцевины и желтоватых обводов, вдруг приобретшими в лучах низкого утреннего солнца оттенок грустной осенней желтизны. Мелкими листьями, будто новенькими медяками, так обильны кусты, кажется — нет довольно товаров в мире для такой груды монет: сторгуешь столичный город славного государства, а денежная гора все так же велика. Засохшая прошлогодняя, не спиленная еще ветвь пальмы оперлась о парапет балкона, сначала топорщиась своими пальцами с остро подпиленными ногтями в сторону спальни, потом обмякла и обвисла мягко, как свисает с края тесной табуретки мохнатая лапа рыжей собаки, пристроившейся смотреть, не мигая, на своих хозяев.

Есть твердый принцип у автора: не утомлять читателя описаниями природных явлений. Одно предложение, от силы — два-три, и хватит. Не станет он глядеть в умилении на чудный пейзаж, описывать в самозабвенном наслаждении дивные его детали, когда Читатель уже, вероятно, прищурил один глаз и словно говорит автору: «Да ведь я всего этого не вижу. Что же ты, будто нанес на хлеб тонкий слой маслица, разложил селедочку без единой косточки по поверхности и лопаешь его с таким аппетитом, что у нас слюнки текут, а нам только и достается, что понюхать виртуальный запах несуществующего бутерброда».

Не таков автор, не станет он мучить читателей. Главу завершит он простой для восприятия картиной: лежащий на нарах Теодор, за ним окошко в клеточку, через него вид на угол собора, перекрытый в данный момент припарковавшимся у ближнего тротуара грузовиком с лишенной всякой загадочности надписью на борту: «Coca-Cola». И теперь, почитывая в удобной постели книгу, читатель, хоть и не представляет в точности, как выглядит угол собора через тюремную решетку КПЗ Русского Подворья в Иерусалиме, все же, надеемся, в меньшей обиде на автора.

ТВЕРДЫЕ ПРИНЦИПЫ РУССКИХ СПЕЦСЛУЖБ

Серега выглядел очень взволнованным, когда обращался к полковнику Громочастному.

— Что это? Зачем? Что он вам плохого сделал? — спрашивал Серега с обидой в голосе. — Зачем вы его сдали?

Полковник смотрел на Серегу с интересом.

— Каков главный принцип русских спецслужб? — спросил наконец Громочастный спокойно.

— Безопасность Отечества, — сказал Серега. — Но при чем тут это? Чем Теодор навредил России?

— Безопасность Отечества — это не принцип, это — цель, — поправил его полковник, — а главный принцип — гуманность. Русская спецслужба всегда и везде действует исключительно из соображений высочайшей гуманности. Это соответствует национальным традициям России, отразилось в ее литературе, вере, истории.

— ???

— В данном случае мы сочли опасность кастрации офицеров ПВО, обучавшихся, кстати, не так далеко от того места, где мы с тобой сейчас разговариваем, достаточно высокой. Чтобы спасти этих людей, нам не совсем чужих (у одного, между прочим, жена из Твери, у другого — из Киева), и чтобы предотвратить такое грустное развитие событий, мы и предприняли открытую публикацию, а через министерство иностранных дел намекнули, что не поставим очередную партию средств ПВО, если работать на них будут офицеры, лишенные мужественности. Это было бы и плохой рекламой поставляемым нами техническим средствам оборонного назначения.

Полковник взглянул на Серегу поверх очков.

— Так, говоришь, Теодора взяли? — спросил он. — Надеюсь, его не пытают там?

Серегу передернуло.

— Не передать ли ему в тюрьму шерстяные носочки, пушистые, толстые? Ведь в Еврейском Государстве небось дефицит с теплыми вещами. А в Иерусалиме, говорят, иногда даже снег выпадает. А может быть, теплый шарф? Длинный, прочный…

Полковник еще раз бросил на Серегу изучающий взгляд.

— Ну ничего, ничего, — подбодрил он приунывшего Серегу, — он крепкий парень. С идеями. Выдержит и пытки. Видишь, мы его в тюрьму не сажали, не пытали, наоборот, лелеяли, доверяли ответственные заказы оборонного значения. Вот тебе и басни диссидентские о жестокости КГБ и гуманности Еврейского Государства.

— Но что же делать? — спросил Серега.

— Жаль тебе его? — спросил полковник, внимательно глядя Сереге в глаза.

Серега молчал.

— Вижу, жаль! Что ж, подумаем, что сделать для твоего Теодора. Вечно мы должны его опекать, как ребенка. А теперь даже в родном его Еврейском Государстве. Вот так казус! Верно, Серега?

Нездоровое веселье почудилось Сереге в глазах полковника.

— Ладно, я же сказал, подумаем! — сказал Громочастный, нахмурившись.

Серега сделал официальный поворот кругом и вышел из кабинета.

Ишь, обиделся, подумал про себя полковник. Хорош — «внук еврея»! Вот, на тебе, держим отпетого сиониста в организации, покачал он головой по поводу своей толерантности, переходящей в данном случае границы разумного.

ПАСПОРТ