Игра в «Мурку»

Предложение отправлено было немедленно. Быстрой была и реакция полковника. «Одобряю, – отвечал он Сереге, – только пусть выучит этот ваш Толька-Подштанник киргизский и туркменский языки. И таджикский – тоже».

– Как же это можно? – удивился Пронин, – столько языков изучить.

– Ты потому и работаешь, Володя, на внутреннем фронте, что иностранных языков не знаешь, – нахмурился полковник.

- Сколько там может быть слов на все три языка скопом? – спросил он Пронина. – Пусть все выучит, а иначе не видать этому Подштаннику грин-карда как своих ушей. Так и передай. Между нами, и пятидесяти слов на этих языках ему в Америке за глаза хватит. Был у нас замечательный эксперт по этой стране, В. В. звали...

– Не помню такого среди наших экспертов, – сказал Пронин.

– Он и сам об этом не подозревал, – ответил Громочастный загадочно. – Так вот он докладывал, что в Америке царит уверенность: кто выучит русский алфавит, уже может читать «Анну Карамазову» в подлиннике.

– Думаете, Петр Иосифович, эта информация будет представлять ценность?

Будет – не будет, а все-таки, как говорит Серега, определенный «кисуй тахат»^[16] (нелишняя предосторожность). Если будет что не так с ближним зарубежьем, у нас материал готов – предупреждали, предоставляли разведданные из надежных источников. Об английском языке Тольки-Рубахи полковник не спросил, не подумал, не заподозрил.

На очередную пятницу пригласили Тольку-Рубаху на заседание Шпион-Воен-Совета. Решили сказать ему, что имеется конфиденциальная информация от друзей в Америке, что есть шанс туда перебраться, но нужны им эксперты по Туркмении, Киргизии и Таджикистану. Если выучить по тридцати слов в каждом языке, то этого достаточно, чтобы в Америке стать экспертом.

– А вы чего же? – спрашивает Толька-Рубаха.

– А мы за тобой потом, – нашелся Аркадий, – ты у нас будешь вроде разведчика. Помнишь, послал Иисус Навин разведчиков высмотреть земли ханаанские?

– Не помню, – честно сказал Толька.

– Неважно, Толь, – бросил Борис. – Главное, осуществишь мечту.

– Это точно, – ответил Толька-Рубаха, – не увижу, как эти дебилы страну раздают, вместо того чтобы врезать как следует!

– Да уж врезали когда-то римлянам от души, – не сдержался Теодор, – страна ведь – не лошадь, загонишь, другую из конюшни не выведешь.

– Да тебе-то что? Ты же уедешь, – сказал вдруг Виктор.

Толька-Рубаха в глубине души уверен – нельзя не мечтать свалить отсюда, к тому же в Америку, где все большое и настоящее, где «sky is the limit». Случается сталкиваться ему с молчанием в ответ на его речи, с холодком, но мало ли людей с заморочками. И на сей раз что-то было не так, он даже заерзал, прошелся неуверенным взглядом по лицам и слегка покраснел. «Какого черта! – подумал он, – они же сами меня для этого пригласили».

– Ты не голоден, Толя? – поспешила на выручку Баронесса. – Можно лафу с хумусом и фалафелем.

– Вы еще спойте: «Каше ли... вэ ха-мита коль ках кара...» («Тяжело мне... моя постель так холодна...» – песня на восточный мотив), – Анатолий, кажется, расстроился, потому что получилось грубовато.

– А что? – отозвалась Аталия. – Я могу и танец живота станцевать!

Она выдернула блузку из брюк и стала завязывать ее узлом пониже груди.

– Ничего, Толик! – сказал Борис, поощрительно улыбаясь Аталии, но возвращаясь к теме. – Еврею там устроиться раз плюнуть, а еврею из России – тем более. У них в Америке все больше на законах и правилах. А если сочетать, как только мы, евреи из России, умеем, еврейскую инициативу и русские навыки обхождения с законами, то обоснуешься, глазом моргнуть не успеешь. Евреи там хорошо стоят. Мы как-то с Теодором сидели на совещании в Бостоне, когда еще работали вместе в старт-апе EyeWay Ltd., я усомнился в одном решении, сказал негромко Теодору: «писте халоймес» («несбыточные мечты» – идиш). И тут же, представь себе, улыбнулся каждый третий американский инженер, и все американские инвесторы тоже улыбались, а один из них отвел меня в сторону и сказал: «Борис, мы родились, чтоб сказку сделать былью. Нужно постараться».

Тон, которым все это проговорил Борис, был, на взгляд Теодора, несколько издевательским, а Толька-Рубаха и так уже почувствовал неловкость. Борис же, кажется, вошел во вкус.

– Еврейское Государство – наша гордость, – изрек он, – Америка – наша мечта. Что главнее – гордость или мечта? Конечно, мечта! – добавил он с пафосом.

Теодор с опаской глянул на Баронессу, сдержится ли она, не рассмеется ли, чутье у Баронессы на иронию тренированное, тем более что ее мыслительный процессор, не тратя времени на формулировки, срабатывает быстро.