Игра в осведомителя

— Глэсп, — резко ответил Хилари.

Маджон прошелся по комнате, разглядывая обстановку.

— До выхода на пенсию вы служили в британской разведке?

— Я не могу говорить о своем прошлом.

— Вот как?

— Разве не ясно? Коль скоро мне не разрешено о нем писать — как сделали некоторые другие, — то и говорить о нем мне нельзя.

— Вы правы. Я не подумал об этом.

— Мне предписано все время об этом думать.

— То есть?

— Правительство весьма ревностно оберегает свои секреты и прежде всего держит в секрете то, что никаких секретов давно не осталось.

— Я, кажется, улавливаю отзвук недовольства в ваших словах.

— Всего лишь отзвук? Снова наступило молчание.

— Вы владеете арабским.

— Арабским.

— Я знаю, — дружелюбно улыбнулся Маджон.

— Проверяли, знаю ли я?

— Вы служили в том регионе? В войну и после войны?

Молчание Хилари означало, что, по его мнению, подобные сведения подпадают под действие Закона об охране государственной тайны. Сев на стул, Маджон подал знак Ховэдэю. Тот протянул ему какой-то список. Маджон быстро пробежал список глазами.На лице Хилари застыла бесстрастная маска.

— Вам говорит что-либо имя Фарука Хамзауи?

— А имя Абдула Фархаза? Надеюсь, я правильно выговариваю?

— Есть ли у вас друзья среди "Мучеников Семнадцатого Сентября"?

— Знаете ли вы кого-нибудь в Девизе?

— О чем вам разрешается говорить?

— Спросите премьер-министра. Я не хочу сделать неверный шаг. Это по нынешним временам опасно.

Маджон улыбнулся снова.

— Уважаю человека, знающего в своем деле толк. Вернее — знавшего в своем деле толк.

— Жаль, что не могу ответить на комплимент комплиментом.

— То есть?

— Подготовились-то вы - изрядно, не отрицаю. По-моему — так даже чересчур. Но — если позволите высказать замечание — полиции вряд ли стоит выкладывать все свои карты на стол сразу.

— А с чего вы взяли, что я выложил все свои карты? — очень тихо спросил Маджон.

В это время позвонили в дверь.

— Как по заказу, — заметил Маджон. — Жуть, да и только.

Ховэдэй молча кивнул.

— Откройте им, Ховэдэй, будьте любезны. Сдается мне, господину Глэспу открывать не хочется. Он может снова впасть в искушение стать полковником Криспом, тогда хлопот не оберешься.

Хилари подался, к двери, но Ховэдэй опередил его.

— Что вы себе позволяете…

Ховэдэй впустил в квартиру господина Голдхилла.

— Это он! — вскрикнул Голдхилл.

— Кто — "он"? — спросил Маджон.

— Лайонелл Гуинн.

— Лайонелл Гуинн? — в деланном изумлении воскликнул Маджон. — Не ужто тот самый Лайонелл Гуинн, что проживает по адресу Оулд Фордж, 34, Балаклава Крещент, Йовил?

— Он указал этот адрес? — спросил Голдхилл. — Я так, с ходу, не вспомню.

— Его это адрес, его. Адрес дома Лайонелла Гуинна. И гости в его доме живут: некто полковник Крисп, некто Хилари Глэсп и некий милый юный иностранный джентльмен, господин Ибрагим Шамади, — сказал Маджон.

— Похоже — араб, — заключил Голдхилл.

— Араб и есть.

— Господи, да здесь же все разнесли вдребезги! — воскликнул Голдхилл, лишь сейчас заметив выщербленные пулями стены. — Уж не здесь ли… О, боже! А кому принадлежат строения по этой стороне улицы?

— Моя квартира принадлежит мне, — сказал Хилари.

— Почему вы тогда указали адрес в Йовиле? Да и где это — Йовил? Он вообще существует? — спросил Голдхилл.

— Двоих следователей вполне достаточно для этого дела, господин Голдхилл, — остановил его Маджон. — И мне не хотелось бы смущать господина Глэспа далее, заставляя его думать, будто он подвергается перекрестному допросу. Я всего лишь просил вас заехать сюда сегодня в удобное для вас время, чтобы удостоверить личность гос-, подина… этого господина.

— Никаких сомнений: это — господин Гуинн, что я и готов засвидетельствовать в любом суде.

— О в этом никакой необходимости не будет, — поспешил заверить его Маджон. — Этот господин ничего предосудительного не сделал.

— В таком случае — кто же тогда Глэсп? — удивился Голдхилл.

— Долго объяснять.

— Но на двери написано: "Глэсп".

— Естественно.

— Так Глэсп — Гуинн?

— И, несомненно, наоборот.

Голдхилл присвистнул, к чему явно питал склонность.

После затянувшейся паузы Маджон сумел наконец выпроводить Хэрри Голдхилла обратно в его контору.

Затем заговорил Хилари. Голос его звучал мягко и вопрошающе:

— Вы сказали, что ничего предосудительного я не сделал…

-— Если мои предположения справедливы, то вы осуществили почти безупречную полицейскую операцию, постоянно балансируя на грани законного, как подобные операции и должны проводиться. Вы действовали более рискованно, чем могли бы себе позволить мы. Установленный распорядок не оставляет места воображению.

— Шеф даже говорил в ходе следствия, что представил бы к награде того, кто все это рассчитал и соорудил, — внезапно вставил Ховэдэй, намеренно демонстративно сбросив личину раболепного подчиненного.

— Я действительно так считаю, — подтвердил Маджон.