Игра в полнолуние

Леру испугал его напор, тон делового человека – совсем иной, чем был минуту назад. И торопливость Шермана была как-то некстати, ну не решаются такие дела нахрапом… «Хотя, может быть, он просто привык заключать такие сделки? – лихорадочно думала Лера. – Это для меня всё в новинку. А неизвестность всегда пугает». Но подозрительность – как цепная собака, почуявшая врага – заворчала еще громче. И пытаясь заглушить ее рык, Лера ответила, осторожно подбирая слова:

– У меня нет юриста. Но я обещала родителям ничего не подписывать, пока бумаги не посмотрит мой дядя. Простите, они с ума сойдут, если…

– Понимаю. Думают, я в рабство тебя продам, – хохотнул Шерман. – Ну, пусть смотрят, только прямо сегодня. Ведь ты же хочешь быстрее попасть в клинику? А я на днях уезжаю из страны и до зимы буду занят другими делами.

Глава 2

– Савва Аркадьевич, спасибо, спасибо!!! Дай вам бог, чего хочется! – в десятый раз повторяла мама, стоя возле машины Шермана. Родители всё-таки не выдержали, пришли ко Дворцу культуры. Лера слышала, как дрожит от волнения голос мамы, чувствовала на своих плечах руки папы: он обнимал её с грубоватой нежностью, под которой скрывалась тревога. Леру тоже потряхивало: перемены казались нереальными, будто всё это происходило не с ней.

– А как же без вещей-то, как же? – переживала мама. – Ох, знать бы раньше, я б отгул на работе взяла, поехала бы с тобой, Лерочка. А так ведь не сообразила даже зубную щетку для тебя захватить…

– Не беспокойтесь, Анна Гавриловна, – добродушно басил Шерман. – Клиника дорогая, полный сервис.

– Лера, мы в выходные приедем, – пообещал папа, целуя её в щеку. А мама, обняв на прощанье, шепнула с надеждой: «Помолюсь за тебя, схожу к батюшке… Господь поможет, ты помни!»

Валерия коснулась крестика на груди, накрыла его ладонью. Верила горячо, благодарила истово, зная, что уже исполнилось то, о чем молилась несколько лет: выход нашелся. Теперь, когда хлопнули дверцы машины, и авто двинулось по разбитому асфальту, собирая кочки и рытвины, Лера думала лишь об одном: хоть бы операция прошла удачно!

…Слепота начала подкрадываться два года назад. В то время, будучи ещё студенткой консерватории, Лера увлеклась волонтёрством: в свободное время пропадала в приюте для бездомных животных, варила каши из костей и чернёных жучками круп, что отдавали в качестве пожертвования. А ещё – вычёсывала собачьи колтуны, чистила вольеры и выметала с приютского пола сенную труху, перемешанную с шерстью. Но добросовестная работа вышла ей боком: Лера подцепила коньюктивит – вроде бы, безобидную детскую болезнь, но почему-то с ней пришлось бороться очень долго. Она перепробовала всё: от лекарств и ромашковых примочек, пользу которых хоть как-то можно было объяснить – до ношения на руке дурацкой трёхцветной нитки, пропитанной странно пахнущими маслами. Последнее казалось Лере чем-то средним между шарлатанством и аюрведой. И больше мешало, чем помогало – потому что за нитку цеплялись языками юноши, желавшие поближе познакомиться с симпатичной пианисткой. Льстиво спрашивали:

– Это у вас для красоты?.. Или для чакр?..

– Да вот думаю – наверное, для ума. Если снять, может, его прибавится? – однажды сказала она и сорвала нитку с запястья.

Не то, чтобы ей не хотелось отношений… Просто магии не случалось. Не возникало ощущения, что внутри поднимается волна и несет навстречу человеку, который кажется близким с первой минуты. Будто были уже знакомы когда-то, но жизнь раскидала; а теперь вот встретились, и не просто так – навсегда. И счастье от этого захлёстывало бы, растворяло в себе. Лера думала, что в любви должно быть именно так.

Поэтому в то время как сокурсницы влюблялись по пять раз на дню, она оставалась одна. Нет, нравились некоторые… Один, саксофонист – за то, что играл божественно. Другой, совсем уж далекий от музыки – за острый ум и чувство юмора. Но почему-то те, к кому у нее возникал интерес, предпочитали других. «Значит, просто не моё», – понимала она, и спокойно жила дальше. Занимала себя учёбой, волонтёрством, иногда выбиралась на концерты и выставки. Не избегала общения с сокурсниками, но всё же больше любила одиночество – просто потому, что с детства была самодостаточной. Тем не менее, с соседками по комнате у неё были отличные отношения. И когда началась болезнь, они сочувствовали, пытались помочь. Кстати, ту самую нитку повязала на Лерино запястье одна из подруг.