Игра в полнолуние

Примерно полгода Валерия боролась с коньюктивитом, который то обострялся, то затихал. Ей было трудно выносить яркий свет, поэтому она всё чаще надевала солнечные очки. В глазах постоянно ощущалось что-то колкое, чужеродное, и это раздражало. А стоило выйти на улицу в ветреную погоду, или подольше посидеть перед компьютером, вовсю начинали течь слезы. А потом Лера поняла, что зрение ухудшается. Контуры предметов расплывались, цвета тускнели. Всё труднее было различать ноты, и она нервничала, боялась, что зрение не восстановится. Сессию сдала кое-как: вытянула на своей врождённой способности запоминать даже самые сложные мелодии. Помогла и зачётка, в которой за предыдущие четыре курса стояли одни «отлично». К тому же большинство преподавателей прочили Валерии Краузе большое будущее, поэтому на экзаменах к ней особо не придирались.

– Но, Валерия, вы как-то очень странно относитесь к своему здоровью, – сказала ей старушка Майзель, преподаватель по истории исполнительского искусства, носившая роскошный платиновый шиньон и очки с толстенными стеклами.

– Нина Исаковна, я была у врача, но толку… – вздохнув, посетовала Лера.

– Я устрою вас к своему офтальмологу, деточка, – пообещала Майзель. – Он профессор, доктор наук. Полагаю, не откажется посмотреть и ваши глазки.

– Конечно, я с удовольствием! – обрадовалась Лера. —Вот сессию сдам…

– Э-э, нет! Так дело не пойдет. Не будем тянуть, договорились? – Нина Исаковна погрозила ей острым пальцем. – Вы же не хотите таскать на носу такие же телескопы, как таскаю я? Поверьте, это очень утомляет.

Лере не верилось, что всё это может быть так серьезно, но уже через пару дней отправилась к профессору Лебедеву.

– Мне не нравится состояние сосудистой сетки, – осмотрев ее глаза через специальную лампу, сказал Лебедев, высокий старик с пышной гривой седых волос. – Думаю, у вас увеит. Воспалительный процесс, который может привести к полной слепоте. Поэтому очень не советую пренебрегать лечением.

Лекарства помогли, и примерно на полгода Лера забыла о проблемах с глазами. А потом наступила весна, непривычно сухая и ветреная. И как ни береглась Лера, однажды утром она ощутила, что ресницы склеены, а глаза отчаянно чешутся и болят.

Снова были бесконечные промывания, капли, даже гормональные препараты… Внешне глаза уже выглядели здоровыми, но чёрные мушки появлялись всё чаще, ухудшалось боковое зрение. Профессор Лебедев тревожно хмурился. А однажды сказал:

– Не хочу вас пугать, но есть нехорошие симптомы. Мне не нравится состояние сетчатки. Это внутренняя оболочка глаза, тонкая пленочка, на которой расположены рецепторы. Если объяснять совсем по-простому, то с их помощью мы отличаем свет от тьмы, опознаем объекты, различаем цвета. А у вас, боюсь, она отслаивается. Если симптомы будут нарастать, понадобится операция.

– Но я лечусь, все назначения выполняю… – расстроилась Лера.

– Понимаете, у каждого есть слабое место в плане здоровья, – с сожалением пояснил профессор. – Кто-то легко простужается, у других постоянные проблемы с желудочно-кишечным трактом. А у вас, по-видимому, страдают глаза.

– Скажите, а эта операция дорого стоит?

– Ну, лазер вполне доступен, – успокоил ее Лебедев.

И действительно, вскоре пришлось ехать в одну из московских клиник, записываться на операцию. Были бы деньги – не пришлось бы месяц ждать очереди. Да и результат Леру смутил: зрение улучшилось ненадолго, а потом темнота снова начала обступать ее. Боковое зрение на левом глазу стало резко снижаться, яркие вспышки то и дело возникали в глазах. Профессор Лебедев хмурился всё больше.

– Может понадобится витрэктомия или пломбирование склер, и врач в вашем случае нужен высококвалифицированный… Так, на оба глаза… – подсчитывал он на калькуляторе в ответ на Лерин немой вопрос, – получается примерно четверть миллиона на один глаз – это с анализами и пребыванием в клинике.

Лера ахнула – откуда такие деньги? Мама и папа и так во всем себе отказывали: чтобы отправить ее в нижегородскую консерваторию и обучать там несколько лет, они хватались за любую подработку. Семья была простая: мама работала воспитательницей в детском саду, а папа в автопарке, водителем автобуса. Жили очень скромно, порой на картошке с макаронами, но того, что за деньги не купишь – любви, поддержки, заботы – всегда было в избытке. И Лера понимала: признайся она, что нужны деньги, родители распродадут всё, вплоть до органов, чтобы вылечить единственную дочь. А таких жертв ей не хотелось. Может, получится заработать самой?..

В тот же день она распечатала стопку объявлений: «Уроки игры на пианино. Недорого», и вместе с соседками по комнате расклеила их по городу. Но отклик был очень слабым, а заработок – чуть меньше тысячи в неделю. Изредка удавалось выступить в каком-нибудь ресторане, или заменить клавишника в малоизвестной музыкальной группе. Надежда таяла, страх перед слепотой разрастался – мутный и ледяной, как айсберг, о который могла разбиться ее судьба. А родители по-прежнему ничего не знали.