Игра в «Потрошителя»

Мы говорили о моей маме. Мне сказали, что у нее была паранойя, она страдала манией преследования, поэтому держала меня под замком и мы всю жизнь убегали. Это неправда. У мамы были веские причины так поступать. Путешествия очень нравились мне: бензоколонки, места, где мы останавливались поесть, вечные автострады, разные пейзажи за окошком. Иногда мы ночевали в мотелях, иногда разбивали лагерь. Какая свобода! Мы ехали наугад, без какого-либо плана, задерживались то здесь, то там; если городок нам нравился, оставались в нем на какое-то время, устраивались как могли, смотря сколько у нас было денег, сначала снимали комнату, а потом, когда мама находила работу, мы перебирались в квартиру получше. Мне было все равно где жить, все комнаты походили одна на другую. Мама всегда получала работу, ей платили хорошо, она была очень экономная, тратила мало, откладывала, всегда была готова двинуться с места, когда наступала пора.

В эти самые минуты игроки в «Потрошителя» ставили перед собой новые вопросы. Распорядительница игры сообщила им все подробности полицейского расследования; последней загадкой, требующей разрешения, была тайна Кэрол Андеруотер, которая, что там ни говори, подарила Аманде кошку Спаси-Тунца.

— Мне показалось любопытным, что жалоба на дурное обращение с несовершеннолетним Ричарда Эштона была подана в тысяча девятьсот девяносто седьмом году, а в девяносто восьмом году в том же самом обвинили Эда Стейтона. Я отправила моего сыщика кое-что уточнить, — сказала Аманда.

— Я не хотел беспокоить инспектора, у него и так дел по горло, но мне помогла Иезавель, у которой есть доступ к любой информации. Не знаю, как ты это делаешь, Иезавель, ты, наверное, опытный хакер, первоклассный компьютерный пират…

— Это имеет отношение к теме дискуссии, сыщик? — спросила Эсмеральда.

— Прошу прощения. Распорядительница игры подумала, что между двумя обвинениями есть связь, и благодаря Иезавели догадка подтвердилась: связь существует. Кроме того, в этом деле замешана и судья Рэйчел Розен. Обе жалобы были направлены в суд по делам несовершеннолетних сотрудницей социальной службы и касаются одного и того же мальчика, некоего Ли Гэлеспи.

— Что известно о нем? — спросила Эсмеральда.

— Он был сиротой, — возгласила Дениза Уэст в роли Иезавели, читая по бумаге, которую ей дал Миллер. — Он прошел через несколько приютов, но везде имел проблемы, был трудным ребенком, ему поставили диагноз — депрессия, бредовые фантазии, неспособность к социальной адаптации. Мальчика определили к психиатру Ричарду Эштону, и тот его какое-то время лечил, но сотрудница социальной службы подала жалобу на то, что врач применяет электрошок. Гэлеспи был мальчиком робким, ранимым, его изводили жестокие одноклассники, эти скоты, которых везде хватает. В пятнадцать лет его обвинили в том, что он поджег школьный туалет, где засели его мучители. Никто не пострадал, но Гэлеспи отправили в исправительную колонию.

— Думаю, что приговорила его Рэйчел Розен, а исправительной колонией был «Бойз Кэмп» в Аризоне, где работал Эд Стейтон, — вмешался Шерлок Холмс.

— Правильно думаешь, — подтвердила Иезавель. — Та же сотрудница социальной службы обвинила Эда Стейтона в сексуальных домогательствах по отношению к Ли Гэлеспи, но Розен не позволила забрать его из «Бойз Кэмп».

— Можем мы поговорить с этой сотрудницей социальной службы? — спросила Эсмеральда.

— Ее зовут Анжелика Ларсон, она вышла на пенсию и живет на Аляске, работает учительницей, — сообщила Иезавель.

— Для этого и придумали телефон. Сыщик, достань нам номер этой женщины, — велела распорядительница игры.

— Это ни к чему, у меня уже есть номер, — объявила Иезавель.

— Великолепно — так почему же мы не звоним ей? — спросила Эсмеральда.

— Потому что она не станет отвечать на вопросы каких-то сопляков. Другое дело, если ей позвонят из полиции, — сказал полковник Паддингтон.

— Мы ничего не потеряем, если попробуем. Ну-ка — кто осмелится? — выступила Абата.

— Осмелюсь я, но, пожалуй, голос деда, то есть голос Кейбла, прозвучит более убедительно. Давай, сыщик, звони: скажи, что ты из полиции, постарайся говорить авторитетно.