Знаю, Инди, ты хочешь пить. В награду за то, что ты так хорошо себя ведешь, дам тебе апельсинового сока. Не пытайся подняться, соси через соломинку. Вот так. Еще? Нет, пока хватит; перед тем как уходить, дам тебе еще, если только ты съешь то, что я тебе принес, фасоль с рисом, тебе нужно набраться сил. Ты дрожишь, должно быть замерзла, здесь очень сыро, кое-где подвал затопило: поднимаются подземные воды. Кто знает, сколько времени ты лежишь, полумертвая от холода. Я тебя хорошо закутал, положил несколько одеял, даже надел шерстяные носки, но ты начала дергаться и вся раскрылась, ты должна лежать спокойно, пока меня нет, ты ничего не добьешься, извиваясь, ремни крепкие, тебе не освободиться, как ни старайся. Я не могу сторожить тебя постоянно, у меня своя жизнь там, снаружи, как ты можешь себе представить. Я много раз объяснял тебе положение вещей, но ты меня не слушаешь или все забываешь. Повторяю: сюда никто не придет, мы в пустынной местности — этот форт оставили много лет назад, — она огорожена, сюда доступа нет. Если бы я не заклеивал тебе рот, ты могла бы кричать до хрипоты, и никто бы не услышал тебя. Может быть, липкая лента и не нужна, вижу, ты молчишь, будто истукан, но зачем рисковать. О чем ты думаешь? Лучше тебе оставить всякие мечты о побеге, если ты об этом думаешь; даже если каким-то невероятным образом ты встанешь на ноги, выйти отсюда невозможно. Стены в этом отсеке — четыре черные тряпки, но вокруг — огромный бункер из железобетона, на железных опорах. Дверь железная тоже, и я слежу, чтобы засов был задвинут.