Игра в прятки

Кошка Молчуна Джефри подавилась комком своей шерсти, выплюнула его и смерила меня недовольным взглядом: мол, чего пялишься, кошек не видел? Вот еще. Не хватало переживать из-за всяких кошек. Старик Джефри, опираясь на лопату, поднял голову, увидел меня, улыбнулся и пробормотал что-то вроде «привет». Я поздоровался в ответ так же невнятно.

Покачивая битой, я пошел по траве к кирпичам для барбекю, которые служили у нас калиткой. Бита лежала в руке как влитая, будто я родился с ней. От жары захотелось пить. Мне было здорово не по себе, даже ноги подкашивались. Нужно было все-таки попить и еще в туалет зайти.

Женщина с голыми толстыми руками взглянула на меня, толкнула в бок свою подружку и сказала ей что-то, наверняка какую-нибудь гадость. Казалось, сейчас вся улица повернется и уставится на меня. А потом они скажут: «Вот он, тот мальчишка».

Но никто не повернулся.

Я пошел дальше.

Миссис Гомез кричала, что кто-то, и пусть он не надеется, что она не знает кто, оставил включенным шланг.

Бен и Себастьян дрались в кустах.

Близнецы Макнелли валялись на одеялах, расстеленных на траве, хихикали и листали журналы.

Джошуа Бернштейн играл в солдатиков.

Отец Милли орал на Кэла, а Милли вертела головой и хохотала как полоумная.

Все как обычно, короче. Казалось, никто, кроме старика Джефри, его одноглазой кошки и тетки с толстыми руками, и не заметил меня. Да и она, может, просто любовалась моей битой. Я мог бы идти незамеченным среди всех этих людей, как человек-невидимка, как призрак.

Я и шел.

Гомики из соседнего ресторана привезли кому-то суши. Мать Кэла, сидя на террасе в полном одиночестве, откинулась на спинку старого плетеного кресла и выжимала последние капли вина из бутылки себе в бокал. Младшая сестра Кэла, Крошка Пи, топала босиком по траве и угощала всех детей конфетами.

Я это сделал! Я вышел за ворота!

— Здесь не место для игр! — Отец Милли гневно потрясал пальцем прямо перед носом у Кэла. В руках у того была настоящая новенькая бита для бейсбола, из алюминия!

Я спрятал за спину свою позорную деревянную клюшку. Представляете, как я себя чувствовал?

— Кал, — позвал я.

— Это безопасно? Абсолютно безопасно? — спросил отец Милли. Он всегда спрашивает, хотя и сам знает ответы. Он ведь учитель.

Милли болтала ногами на стуле и кричала что есть мочи, чтобы все слышали:

— Сегодня я ужинаю на улице!

Мама Милли со своим смешным акцентом сказала:

— Я не тумаю, што вся улитса толшна снать это.

Кэл посмотрел на отца Милли и сказал:

— Совершенно безопасно. Ломаются только деревянные биты.

— Мне дали яичницу! — сообщила Милли всем, кто еще этого не заметил.

На другом конце улицы братья Джамал и Зак дубасили по траве битами и делали всякие неприличные знаки отцу Милли. Меня они даже не заметили.

— Я говорю не о бите, — продолжал отец Мелиссы, — а о мяче. Импульс удара придает мячу ускорение. Он летит с огромной скоростью, гораздо большей, чем при толчке. — Он почесал лысину и поморщился. Похоже, Кэл угодил ему мячом прямо по лысине.

Кэл взглянул на него.

— Кэл, — снова позвал я.

— Это обычное физическое явление.

Кэл всем своим видом показывал, что впервые слышит о чем-то подобном.

— Я ем яичницу! — кричала Милли.

— Ешь, ешь уше наконес, — недовольно бурчала ее мать.

Джамал и Зак угостились леденцами Крошки Пи, а потом напихали ей в кудри травы. Загоравшие близнецы отбросили журнал в сторону и убежали. Им, наверное, тоже надоели родители Милли.

Мама Кэла чертыхалась на штопор, открывая новую бутылку.

— Думаю, бита из железа лишь усиливает скорость мяча, придает ему просто громадное ускорение.

Кэл почесал в паху.

Хлоп — сказала пробка.

Крошка Пи досеменила до стула Милли, улыбнулась и протянула ей свой пакетик с конфетами.

— Спасипо, малышка, но Милли ест яйса, — сказала мать.

Улыбка сошла с лица Крошки Пи, рот подозрительно искривился.

— Сначала конфетку, потом яйца, — пропела Милли и, взяв конфетку из пакетика, счастливо улыбнулась.

— Ну фот, теперь она не путет есть яиснису, — вздохнула мама Милли. — Перетай сфоей маме польшое спасипо, — сказала она Крошке Пи вредным голосом. Было ясно, что думает она совсем по-другому.

Мать Кэла на своем крыльце запыхтела сигаретой.

— Ну-ка, дай я посмотрю, — сказал отец Милли, протягивая руку к бите Кэла.

— Нет! — Кэл ловко спрятал биту за спину.

— Кэл, — позвал я.

— Писать, писать, писать! — закричала Милли и захлопала руками.

— Таким большим ребятам, как ты, следует играть в парке.

— Пойду пописаю в кустах, — сказала Милли.

Отец Милли повернулся к дочери:

— Нет, ты будешь писать дома, в туалете.

— Кэл.

Он сделал вид, что не слышал меня. И отошел к Джамалу и Заку. А я стоял, как дурак, со своей битой.

Милли подпрыгивала на стуле, хлопала по перильцам ладошками и кричала:

— А я хочу в кусты!

— Мелисса, только собаки и кошечки ходят в туалет в кусты, — резонно заметил папа Милли.

— Расфе ты сопачка?! — поддержала его Миллина мама и подтянула дочери трусы, которые та успела спустить.

Кэл и другие ребята направились к дому Кэла — наверное, собрались поиграть в приставку или еще во что-нибудь клевое.

— Я описалась! Я описалась! — завизжала Милли.