Игра в прятки

«Эт-та чего ж тут такое? — муженек-то, значит, орет. — Эт-та ж цельная СВИНАЯ НОГА! Да ты, никак, сдурела? У меня, чай, нет мешка с золотом. Ох, поди ж ты! Да эт-та ж мой СЫНКА!»

Мама Отиса говорила и вытирала слезы. Не то плакала, не то смеялась, не то от дыма щипало глаза.

— Ну и давай он, значит, в сынка-то жизнь вдыхать. Прямо там, на холодильной полке! Ничего, ожил парень. Теперь уж будь здоров как вымахал, в школу ходит. В арифметике, правда, не силен. Ну? Кому курочки?

В жизни часто все происходит не так, как должно. Мне даже кажется, что чудить как раз нормально.

Вот как мама Кэла, например, в тот день, когда отец Кэла сбежал в Брайтон с какой-то другой теткой. Мать Кэла тогда позвала нас к себе посмотреть на свою маленькую дочурку, которая только что родилась.

— Прекрасно выглядишь, сильной, здоровой, — сказала мама, когда мать Кэла, ее звали Фелисия, открыла нам дверь.

На самом деле она была как ходячая смерть, а джемпер весь в рвоте.

Она провела нас на второй этаж, в комнату, где пахло сигаретами и какашками.

Я толкнул Дэна в бок, чтобы он тоже заметил огромные трусы, с пятнами крови, которые она развесила на дверце шкафа. Наверное, это был тот самый шкаф, который мать Кэла купила в «Элефант Антик» и из-за которого его отец совсем взбесился и умотал из дома. Уж не знаю, при чем тут шкаф, только так Кэл говорил.

На столе стояла плетеная корзина. В одном ее углу лежал страхолюдный младенец, а в другом — плюшевый кенгуру кверху задницей, как будто хотел сказать, что глаза б его не смотрели на эту уродину.

Я не рассмеялся: незадолго до этого мама серьезно, как со взрослым, поговорила со мной про тактичное поведение.

«Мне вас так жаль, тетя Фелисия», — хотел сказать я, но передумал. Не знал, тактично это будет или нет.

Мама сказала только:

— О.

И все.

Вдалеке простучал колесами поезд.

Мать Кэла кашлянула. Наверное, ждала, чтобы кто-нибудь сказал что-нибудь хорошее о ее ребенке.

Дэн тем временем прошлепал к корзине и дернул за лапу кенгуру. Хотел вытащить игрушку.

Мама наконец придумала, что сказать.

— Персефона, значит? Звучное имя.

— Да. Это единственное, в чем мы сошлись. Сначала подумывали о Пенелопе, но Пенни, по-моему, очень грубо.

— Понятно, — отозвалась мама.

Ее кузину, ту самую, которая попала под грузовик, звали Пенни.

— А Персефона так и будет — Персефона. Это имя не испортишь.

Ха. Не хотел бы я быть на ее месте, если она пойдет в нашу школу. Ее же заплюют, я вам точно говорю.

Дэн добился своего — вытащил кенгуру. Потом перевернул его, усадил как положено, вверх головой, рядом с ребенком и сказал:

— Вот так, обезьянка.

Фелисия поджала губы. Я изо всех сил сдерживал смех, но все равно фыркнул, и сопля выдулась.

— Ой-ой, опять пыльца. У него аллергия! — сказала мама и посмотрела на меня с таким видом, что я понял: разборки не избежать. Это помогло мне собраться. — Ему необходимо срочно принять лекарство. Не надо, Фелисия, не провожай, мы сами.

Мама Кэла попрощалась с нами, стоя на лестнице, похлопала себя по отвисшему животу:

— Представляешь, у меня такое чувство, что там еще один.

Лично я запросто представил.

(Между прочим, обезьянка — мы зовем ее Крошкой Пи — оказалась совсем не уродиной, когда чуть-чуть подросла.)

А Иисус? Во всем мире люди восхищаются человеком, чья мама вообще пальцем о палец не ударила, чтобы его сделать.

Но все-таки…

Иногда мне кажется, что мебель наезжает на меня, будто ей колеса приделали. Стены сдвигаются. Потолок скользит вниз, как в комиксах про Бэтмена. Мама все равно часто сидит на кухне с закрытыми глазами, только теперь она еще и раскачивается, сцепив руки и царапая себя обкусанными ногтями. Вкусности, которые она готовит, застревают у меня в горле. Мне здесь душно. Мне нужно наконец выйти из дома и вздохнуть как следует.

21

Мисс Супер замолчала, посмотрела на меня, потом еще раз, прямо всего с ног до головы оглядела.

— Гарри, у меня на столе небольшой подарок для тебя. Поздравляем с возвращением, — сказала она и продолжила читать.

Мисс Супер расхаживала по классу, уткнувшись в книжку, и читала нам вслух. Любой другой давно споткнулся бы и нос расквасил, а она спокойно перешагивала через расставленные в проходе сумки и пакеты, как будто в ее скрипучих коленках были спрятаны маленькие радарчики.

На ее столе стояла тарелка оливок, масляных, темно-черных, с коричневым отливом, точь-в-точь как ее глаза. Я взял одну штучку. Это был мой первый рождественский подарок. Или второй, если считать серебряные шарики, присланные Брендой Бизли, но они не в счет. Я уселся за свою парту. Мальчишки поздоровались со мной кивками и сразу опустили головы.

Я взял оливку в рот, покрутил на языке, выплюнул на ладонь косточку, прожевал и проглотил сладко-соленую мякоть, облизал пальцы. Жаль, не взял штук десять. Мне жутко хотелось есть.

— Ты как, Пиклз? — прошептал Свинка.

— В порядке!